История почти по Киплингу
Середина 2000-х. Точный год не помню. Тогда еще в Европе выдалось настолько холодное лето, что гостиницы на Балатоне дали беспрецедентные скидки. А в клубном отеле, куда я отправился, даже ввели all-inclusive.
Приехал и понял, что делать там абсолютно нечего. Днем пасмурно, временами дожди. Прохладно. Балатон же просто ледяной. Останется разве что бродить по окрестностям. На территории отеля куча опций, вроде, футбольного поля, теннисных столов и т.п. Но не то, что поиграть, пообщаться не с кем: почти все отдыхающие немцы. Эти с утра где-нибудь побегают по экскурсиям, а с обеда засаживаются в бар и торчат там до ночи.
А наших, буквально, по пальцем пересчитать: ну какой дурак поедет летом на курорт, где купаться нельзя. Ходил, ходил, а потом тоже засел в бар с пивом и начал высматривать людей с оранжевыми браслетами. Тут как в Турции каждому гостю при приезде надевают клубный браслет. У немцев и прочих европейцев они желтого цвета, а у граждан бывшего СССР оранжевого. Зачем такая дифференциация нужна, до сих пор понять не могу. Но зато удобно – своих вычислить проще.
Сижу в баре на веранде. Вокруг немцы столики сдвинули, галдят, толкаются, ржут неприлично. Бабы их, тетки татуированные, пиво хлещут. Подсаживается ко мне с кружкой пива мужик лет пятидесяти. С желтым браслетом. Здоровый такой, с короткой стрижкой, чисто выбритый, лощенный, в аккуратных очках. Вот только глаза какие-то не немецкие, а может взгляд.
- Москва? – на хорошем русском спрашивает он.
Зовут его Володя. Бывший спортивный врач из Москвы. В начале 1990-х с женой и сыном эмигрировал в Германию. Держит магазин в Ганновере.
- Нижняя Саксония. Это такое махровое ФРГ. Мы когда оформлялись, взятку дали, чтоб именно туда попасть. В нормальную Германию, а не бывшую ГДР.
- По еврейской визе? – уточняю я, вдруг поняв, чем меня зацепили его глаза.
- Обижаешь. По немецкой, - он отхлебнул пиво. – Мог и по еврейской – наполовину еврей. Лидка, жена моя, чисто русская. Но мы сделали так, что её мама из Эстонии стала немкой. Короче, мы все немцы. И Володя я так, для тебя сейчас – сразу как приехал поменял имя на Ганса, Лидка стала Хильдой, сын Рома – Ромуэлем. А моя еврейская фамилия она же вполне себе и немецкая.
В этот момент к нему подошёл высокий светловолосый голубоглазый парень лет двадцати. Накаченный, с белозубой улыбкой. Типичный немец.
- Халло, - поприветствовал меня.
И обратившись к моему собеседнику, начал что-то гафкать на немецком. Володя, соответственно, на немецком отвечает. А потом обращается ко мне:
- Вот, кстати, мой сын, Ромуэль.
- Как вам тут, весело? – спрашиваю у парня.
Он смотрит на отца. Тот переводит на немецкий.
- Увезли его в шестилетнем возрасте, русский уже почти полностью забыл.
Парень что-то ответил, махнул рукой и побежал за столик к другим таким же гогочущим немецким ребятам пить коктейль из пива со Спрайтом.
- То есть, вообще по-русски не говорит? – удивился я.- Вы что, и дома на немецком общаетесь?
Володя усмехнулся.
- С ним – только на немецком. Лидка моя еще до отъезда язык как-то знала – переводчиком в Интуристе работала. Когда эмигрировали, Рома сразу в детский сад отдали. Он там чуть ли ни через месяц заговорил. И я их заставил дома только на немецком говорить. И самому мне так проще было выучить. Когда с Лидкой наедине, по-русски говорим, а с ним и при нём – только на немецком. Да при нем редко бывает: раньше в школе с утра до вечера, а сейчас вообще в кампусе живет. Вот впервые за много лет на каникулы сюда вместе приехали. Жаль, только Лидки нет – на неё магазин оставил.
- А мне казалось, что все эмигранты стараются сохранить детям второй язык. Книжки из России специально привозят, чтоб ребенок знал русскую культуру. Потом всё это пригодится ведь, - заметил я.
- Вы серьезно так думаете? – Володя-Ганс недобро на меня посмотрел. – Вот именно потому, чтоб не было никакой русской культуры, вообще никак не было. Ради него же самого.
Мой собеседник сходил к бару и вернулся с еще двумя кружками пива.
- Вот я родился в Москве, - начал он рассказ. – Никакого другого языка кроме русского не знал. Вырос в советской русской культуре. Но только в школе мне всё время кричали «Розенберг - жидовская морда». Вроде я и свой русский, и одновременно чужой. Израиля никогда не видел, но меня туда всё время посылали. И вбили в меня этот вечный комплекс, что не отсюда я, что не здесь мои предки. И как не на своей земле живу. Как не с этим народом. А представь теперь, что ты вообще эмигрант. И дома у тебя маленькая Россия или маленькая Турция, а выходишь на улицу – Германия. Как ты себя чувствовать будешь, как твои дети себя чувствовать будут? Как к тебе соседи относиться будут? Нет, я считаю так: если уже принял решение жить в другой стране, продолжать там свой род, то нужно стать частью её народа. Или не уезжай. Один мой дед в 1941 году попал в окружение и в плен к немцам – кто-то сдал, что он еврей, и его тут же расстреляли. Русский дед с фронта пришёл живым, а потом в 1949 году его уже свои расстреляли как врага народа. Ты хочешь, чтоб я весь этот груз скинул на моего сына? И он как и я был вечным чужим? Мы уехали из России ради него. Чтоб он и следующие поколения жили спокойно. Уехали в Германию, значит, будем немцами. Понимаешь, немцами! Со мной сложнее, но и я стараюсь быть немцем. С русской диаспорой никаких контактов. За событиями в России если и слежу, то только по немецкому ТВ. А он – просто немец. Нормальный немец. По-русски точно не говорил уже больше 12 лет. Фильмы про ту самую войну смотрит производства deutsche television. Дружит с такими же оболтусами с крашенными чубами – он с ними с детского сада. И они его с дедушками знакомят, которые, может, еще в гитлерюгенде служили. Испытывает вместе с ними стыд за нацистское прошлое. А как иначе? Он часть этого народа. Плоть от плоти. И это правильно.
Володя допил кружку, помолчал, а потом добавил:
- Тут как в «Балладе о Востоке и Западе» Киплинга про индуса, которого отец-повстанец против колонизаторов отправил служить англичанам:
«И хлеб королевы ты будешь есть, и помнить, кто ей враг,
И для спокойствия страны ты мой разоришь очаг.
И верным солдатом будешь ты, найдешь дорогу свою,
И, может быть, чин дадут тебе и мне дадут петлю»…
…Одно из стандартных развлечений для туристов в Венгрии – программа Пуста (степь). То, что теперь называется агротуризм. «Германия урбанизирована. А тут немца привезут на хутор в домик с камышовой крышей, покажут живого индюка, продадут из подвала домашнюю салями. Он и доволен», - объяснил мне в автобусе гид по пути на эту самую Пусту.
Помимо меня в автобусе привезли русских из других отелей. Немцев доставили отдельно. Выгрузили в степи. И сразу поднесли по рюмке палинки. Показали конное шоу. Снова палинки на дорожку, и в бричках на соседний хутор.
Со мной в бричке оказались два мужика из Сибири и неплохо говорящий по-русски серб с женой. «О, союзники!» – обрадовались мы. Тем временем, поддатые немцы в бричке впереди нас затянули какую-то песню. «А ну, давайте “Катюшу”, - распорядился один из сибиряков. – И обгоним этих». Серб толкнул кучера. Тот понимающе кивнул и слегка стегнул лошадей. Мы грянули «Выходила на берег Катюша». Немцы в соседней бричке мгновенно притихли. Но тоже ускорились.
«В 1945 победили и сейчас не уступим! – орали сибиряки. – Давай, югослав, давай союзник, сделаем фрицев!». Серб, пытавшийся подпевать, вскочил на козлы рядом с венгром и схватил вожжи. Непривыкшие к такому лошади удивленно подергались, но всё же как могли рванули. Мы с гиканьем обошли немцев и первыми ворвались на хутор, где в большом деревенском дворе нас ждали столы с гуляшом, кувшинами вина и палинкой.
Со мной за столом оказался тот самый говорящий по-русски венгерский гид. Сибиряки и сербы куда-то исчезли. Но откуда ни возьмись появился Володя-Ганс. «Мы с Ромом за вами ехали, видели, как вы хулиганите, - заметил он с усмешкой. – Сын там где-то с молодежью, а я давайте с вами посижу».
- Дальше начинается любимая часть программы. Как у вас говорят, наливай и пей, - объяснил гид и разлил из ближайшего кувшина вино в глиняные кружки.
Появились музыканты в национальных костюмах, заиграли какие-то народные мелодии. Мы пили, болтали. Немцы за соседними столами тоже напились и начали гоготать. Краем глаза я заметил серба, проходящего мимо немецкого стола, видимо, в туалет. И как какая-то уже напившаяся немецкая тетка байкерского вида с татуировкой на загорелом плече, ехавшая в обогнанной нами бричке, что-то ему сказала. Явно недоброе. А немцы за столом заржали и затянули какую-то песенку. «Эх, зря они…», - поморщился Володя. Как я понял, те запели что-то из того прошлого, которого они типа стыдятся. Серб тоже что-то ответил. Какой-то немец, наверное, муж тетки вскочил и схватил серба за шею. Тот вырвался и упал. Немцы бросились на него.
- Сиди, дурак, - Володя схватил меня за руку. – Без нас разберутся.
И вдруг на немцев посыпались тяжелые глиняные кружки и легкие рюмки из-под палинки. Это уже вконец упившиеся сибиряки со своего стола устроили артобстрел для поддержки союзника. Немцы, тоже не менее пьяные, бросили серба и ответили своим залпом. Но их было много, а сибиряков только двое. «Русские не сдаются!», - орали сибиряки, уподобившись играющим в снежки школьникам. Однако, немецкая артиллерия легко подавила нашу. Сибиряки мгновенно получили несколько ощутимых попаданий, и явно собирались от отчаяния перейти в рукопашную.
Но тут откуда-то с фланга прилетела тяжелая кружка и попала прямо в лоб немцу-зачинщику. Тот завыл и схватился за голову. Остальные немцы тоже остановились и обернулись в сторону неожиданной атаки, откуда уже раздался торжествующий, не всем здесь понятный вопль: «Что, получили, пидоры?! ».
Там стоял и широко улыбался молодой голубоглазый белокурый немец.
