Кремлёвские звёзды кровоточаще багровели в темноте.
В сторону Боровицких ворот по Знаменке промчался правительственный «ЗИЛ». Высокий седой мужчина открыл дверь машины и поставил ноги на тротуар. Затем он выбрался из салона и полной грудью вдохнул ночной воздух.
По тротуару широким шагом приближался помощник седого мужчины. Развевающийся от ветра черный плащ придавал ему сходство со сказочным волшебником, а спрятанное в поднятый воротник испорченное оспой лицо вносило коррективу: злой волшебник-маньяк. Помощник был молод – ему не исполнилось еще и тридцати – но за свою недлинную жизнь он успел приобрести именно такую репутацию. Волшебник. Злой волшебник. Гениальный маньяк.
- Андрей Андреевич! – обратился он к шефу. – Всё получилось! Всё именно так, как я и думал! Они его потеряли!
Седой мужчина растеряно поморгал. Точнее, кому-то могло показаться, что это моргание от растерянности. Но помощник знал – шеф никогда не бывает растерянным. Ни единой секунды.
- Не могу поверить, - признался шеф. – Неужели этот набор железок… ожил?
Оспенное лицо в воротнике колыхнулось – помощник мотнул головой.
- Не совсем ожил. В прямом понимании этого слова он – не живой. Даже не робот. Теперь это – явление. Но оно будет служить НАМ.
- Пострадавшие есть? – хмуро спросил шеф. Он был именно растерян, хотя старался не выдавать чувств. Злой волшебник – не тот человек, которому можно показывать свои слабости. Он предан… но преданность бывает и с обратным знаком. А помощник предан не столько своему шефу, сколько ДЕЛУ шефа.
- Погиб один из чекистов, - сообщил помощник. – Сейчас там чуть не вся Лубянка собралась. Но они ничего не найдут.
- Замечательно, - без выражения произнес шеф. - Значит, теперь у нас есть, как ты выражаешься, «явление». Явление, от которого мы не знаем, чего ждать в будущем.
- Как раз таки знаем, Андрей Андреевич. Разве я когда-нибудь ошибался?
- Надеюсь, что ты и на этот раз не ошибешься. Слышишь? Я очень на это надеюсь.

Светлана выглянула в окно.
На улице шел снег. Он устилал белоснежным ковром узкую площадку между пятым и седьмым корпусами и дальше – насколько глаз хватало – всю территорию клиники. На снегу виднелась цепочка следов – это ушла домой процедурная сестра. Неделю назад снежный покров сохранил ненадолго такую же цепочку – только оставил ее неизлечимый больной с манией убийства. Каким-то образом он выскользнул из палаты, сломал дверь служебного входа – и исчез. Поиски велись до сих пор, но маньяк-убийца словно в воду канул. Вернее – растворился в снегопаде, став его частью, призраком, который материализуется, лишь выбрав себе жертву и приготовив нож для удара. В клинику он попал после того, как изрубил на части топором семью своих соседей.
Сегодня в отделении было до странного тихо. Обычно шум стоял такой, что хоть на стенку лезь. Раньше Светлана работала в более спокойном санаторном отделении: нервотрепки меньше, а зарплата – больше, но, когда вышла замуж, работа сутки через трое перестала ее устраивать, а перевестись можно было только к буйным.
Смена заканчивалась. Напарница Светланы уже пришла, но еще находилась в раздевалке для персонала. Впрочем, Светлане предстояло дождаться ухода посетительницы: главврач лично позвонил на пост и попросил дать этой девушке свидание с одной из пациенток. Это было против правил и уж точно против режима, но раз главврач распорядился... Светлана впустила странную визитершу – девочка как с обложки журнала, чего она, спрашивается, здесь забыла? – и дала ей двоих санитаров для подстраховки. Гаврилова, правда, и так из смирительной рубашки не вылезает, но с «острыми» ничего нельзя знать заранее.
Без пяти восемь вечера. Если через пятнадцать минут она не будет на остановке, то пропустит трамвай до метро.
В коридоре послышались шаги. Светлана поднялась из-за стола и выглянула в дверь: посетительница осторожно шла по кафельному полу, словно стараясь не поскользнуться, а по бокам топали санитары. Один из них – Руслан – зловеще ухмылялся левой половиной лица, но он почти всегда такой.
- Пообщались? – устало спросила Светлана девушку-модель.
Та неопределенно кивнула.
- Я смотрю, она у вас совсем плоха.
- Пичкаем ее успокоительными, по-другому – никак. Четыре раза вскрывала себе вены. Если снять смирительную рубашку, разобьет себе голову. И всё равно она не жилец, рано или поздно что-нибудь с собой сделает. В детстве пережила шок – погиб ее брат, недавно вот мужа потеряла. Он обслуживал лифты и… говорят, его затянуло в механизмы. Всё это произошло у нее на глазах. Но, раз вы ее подруга или родственница, должны сами знать.
- Я далеко не всё знаю, - вздохнула модель. – Но знаю одно. Она уверена, что смерть брата и смерть мужа как-то связаны. Вы ничего об этом не слышали?
Светлана покачала головой. Даже если бы она и слышала что-то подобное, у нее не было ни времени, ни желания выкладывать информацию этой козе.
- Что ж, спасибо, - кротко ответила коза. – Выпустите меня, ага?
Они спустились на первый этаж, и Светлана своим ключом отомкнула замок служебного входа. Визитерша засеменила по снегу на своих каблуках-шпильках, а Светлана, заперев дверь, вернулась в кабинет.
Когда она входила, ей померещилось, что в конце коридора затаилась какая-то тень. Затаилась и смотрит на нее. Наверное, Руслан. Любит подглядывать откуда-нибудь из укромных уголков.
Руслана перевели в отделение для «острых» из морга, где, по слухам, его поймали за актом некрофилии. Светлану это особо не удивляло – за пять лет работы в Алексеевке она чего только не насмотрелась, а с обязанностями Руслан более-менее справлялся. И всё же ей частенько становилось не по себе, когда она ловила его взгляды из тени. Он словно бы ощупывал ее. Да не лапал за грудь или задницу – ИЗНУТРИ ощупывал, грубо прикасался ладонями к легким, печени, селезенке.
Если дать волю фантазии, можно представить, как его руки взметаются над ее телом, разбрызгивая капли артериальной крови…

Всё еще набирая высоту, самолет лёг в вираж, разворачиваясь под прямым углом к взлетной полосе. Крыло провалилось куда-то под фюзеляж, тёмно-синее море леса поплыло. Мотор ревел оглушительно и надсадно, наушники не спасали. Димка сидел в левом пилотском кресле и боялся, что дверца с его стороны откроется, и он выпадет из кабины.
Ему, блин, не следовало этого делать. Не следовало подниматься в воздух. Он приехал на аэродром посмотреть самолеты. Пофотографировать. И как его уломали «покататься»? «Вам понравится, не сомневайтесь… да вы не бойтесь, у нас отличная техника, сами же на ней летаем». Вы и летайте. А у него вот-вот сердце из горла выскочит прямо на приборную панель.
- Высота наша – сто пятьдесят метров, скорость – сто восемьдесят, мы на кругу, - послышался в наушниках голос инструктора. – Сейчас вы можете взять управление. Беритесь за штурвал, Дмитрий, не бойтесь!
Преодолев напряжение в шейных позвонках, Димка повернулся к лётчику. Тот убрал со штурвала руки и приглашающе кивнул. Машина выровнялась, закончив разворот, и спокойно шла по прямой.
Димка недоверчиво положил пальцы на «рога». Ощущение было такое, что «Тэшка» обязательно рухнет просто от того, что штурвал держит не тот человек.
- Смелее, Дим, он не укусит, - Штурвал и правда не кусался, зато подёргивался беспокойно… опс, порыв ветра в борт… ВАЛИМСЯ НА БОК!!!
- Чуть отклоните влево, - сказал инструктор. – Вот так, хорошо. Ориентируйтесь по авиагоризонту, вот, я вам его показывал. Надо, чтобы планка стояла ровно.
Планка стоять ровно не хотела – «Тэшку» мотало совершенно безбожно. Лес внизу, казалось, никогда не кончится. А Димке хотелось, чтобы он кончился. Чтобы они еще три раза развернулись, как положено, и вышли обратно к полосе, и пусть этот Талалихин машину сажает, больше Димка близко к ней не подойдет.
- Отлично, теперь давайте развернемся на девяносто градусов. Старайтесь держать угол наклона не больше тридцати.
Проклиная всю авиацию на свете, Димка наклонил штурвал. Звук мотора неуловимо изменился, и Димка вдруг сообразил: если неприятность может произойти, она произойдет. Именно с ним, именно здесь и именно сейчас.
- Очень хорошо, нормально получается, - похвалил инструктор.
У Димки уже цепенели пальцы. Он прикидывал, как будет отдирать их от «рогов», когда понадобится это сделать. Например, если произойдет чудо, и они успешно сядут.
- Ориентируйтесь на серую высотку, - инструктор махнул рукой вперед. Димка нашел взглядом указанный ему объект и напугался еще больше – высотка виднелась так безнадежно далеко, что до нее, казалось, они не долетят никогда.
- Очень здо… что за?... – краем глаза Димка видел, как летчик склонился над приборной панелью, всматриваясь в подрагивающие стрелки.
Тон звучания двигателя опять поменялся: несколько коротких взвизгов на высокой ноте, опять сухой рёв… визг…
Под капотом что-то задымилось.
Стрелки упали на нули.
Сквозь лобовое стекло сразу стало плохо видно. Дым мгновенно окутал кабину.
- Горим… - прошептал Димка, тут же отцепляясь от штурвала. Если бы он мог, выпрыгнул бы из самолета. Он услышал, как инструктор говорит кому-то: «Это два-один-шесть, у нас проблемы, идем на аварийную». Чужой, бесплотный голос: «Два-один-шесть, что у вас?». Губы пилота зашевелились, и Димка разобрал его ответ: «Движок клина словил».
Пропеллер остановился. Димка хотел закрыть глаза, не смог и начал читать молитву. Он просил бога спасти его, сделать хоть что-нибудь. Всё его существо протестовало против неминуемой и очень близкой гибели.
Пилот-инструктор был молодым, и, возможно, не самым опытным летчиком в аэроклубе, но он прикладывал все усилия, чтобы аварийная посадка обошлась малой кровью. Он вовсе не хотел убить себя и своего пассажира. Самолет резко пошел вниз, к лесу – летчик намеревался набрать в снижении скорость, чтобы ее хватило проскочить над верхушками деревьев и грохнуться не на них, а в поле – или, если очень сильно повезет, сложным маневром вывести «Тэшку» на дорогу. Рывком передернув кран подачи топлива, пилот выругался, но про себя: целую неделю машина подавала сигналы тревоги, двигатель то и дело сбивался с режима, и ни у кого руки не дошли проверить, что за беда. Вот вам и «сами летаем».
Треск. Оглушительный треск. Законцовка левого крыла чиркнула по дереву. «Тэшку» повело в сторону, крутануло, и…
Обломки посыпались в лес, между стволами сосен.

Генка дожидался Алю два с лишним часа. За это время он успел полазить по Интернету, посмотреть фильм «НЛО – необъявленный визит» (четвертый выпуск) и без особого удовольствия провести почти пятнадцать минут, разговаривая по мобильному с бывшей женой. Три года назад Галина без объяснений ушла от него к родителям, а теперь звонила чуть не каждый день и упрекала в том, что он «разрушил семью». Во всех этих упреках легко просматривалась мысль: я хочу вернуться назад… и попортить тебе еще нервов. Отработав стандартною программу, Галина ядовито осведомилась: ты что, опять у ЭТОЙ? И швырнула трубку.
Генка «отомстил» зануде, приготовив для Альки лёгкий ужин. А та где-то капитально застряла.
Генка не был Альке ни мужем, ни любовником, ни даже братом. Тем не менее, у него имелись ключи от ее квартиры и разрешение являться туда в отсутствие хозяйки. Генка был единомышленником – а это порой значит куда больше, чем коллега или даже друг.
Впрочем, за пять минут до того, как в дверь позвонили, Генка уже собирался отваливать. Алькин мобильник не отвечал, а у него и свои дела имелись.
- Где тебя черти носили? – сурово спросил Генка, пропуская Альку в прихожую.
- Не поверишь – была в психушке, - сообщила Алька. – Я бы вернулась раньше, но пришлось потратить кучу времени, чтобы меня туда впустили.
- Странно, что тебя выпустили, - хмыкнул Генка, помогая девушке снять шубку.
- Свои остроты прибереги для цирка. Помнишь, я говорила тебе, что собираюсь раскопать кое-что экстра-экстра-экстра? Так вот, я это сделала. Вау!
- Блин. Только не говори, что дочка мэра опять участвовала в спиритическом сеансе и вызвала дух Филиппа Киркорова.
- Не угадал. Ты мне перекусить сделал?
- Я грел твою овощную смесь собственным телом.
Алька споткнулась об тапочки.
- Гена… если можно… погрей всё-таки в микроволновке. Боюсь, мне твои тридцать шесть и шесть погоды не сделают. А, пока занимаешься разогревом, попробуй вспомнить самое странное из того, с чем мы с тобой сталкивались.
Загрузив в печь тарелку с едой, Генка установил таймер и всунул в зубы сигарету.
- Ну-у-у, эт-та-а-а… Псевдоличности клонов, - он стал загибать пальцы. – Эксперименты с пространством-временем. Свидетельства загробной жизни. Э-э-э… Старые добрые инопланетяне считаются?
- Оставим этот примитив Малдеру со Скалли. Самое таинственное происходит с нами, вокруг нас и поблизости от нас, только никому и в голову не приходит, что в этом есть какая-то тайна.
- Тебя, случаем, не передержали в психушке? – покосился на нее Генка. – Я что-то ни слова не понял из того, что ты сейчас прогнала.
- Тогда давай по порядку, - Алька не обиделась: она с удовольствием дымила сигаретой. Порывшись в сумочке, она достала карманный компьютер и открыла текстовой файл. – Читай всё от начала до конца. А я пока попытаюсь съесть это… эту овощную смесь.

«В конце шестидесятых годов за пределами юго-восточной части города производились буровые работы; достигнутая глубина скважины составила порядка 2-2,5 км. Городские и федеральные власти информацией о назначении скважины не располагали, однако по неизвестным причинам работам не препятствовали. Вскоре после завершения работ прилегающая территория была оцеплена силами (вероятно) КГБ (???); чуть позже на этом месте началось возведение многоэтажного жилого здания.
Бывшие руководители КГБ не подтверждают, что на их сотрудников была возложена охранная функция, и это наводит на предположение: объект охранялся некой сторонней организацией, либо связанной напрямую с высшими уровнями федеральной власти, либо существующей самостоятельно. Руководство Комитета было настолько не в курсе происходящего, что тайно внедрило нескольких своих агентов в строительные бригады для получения хоть каких-то данных.
Проектирование и согласование объекта были проведены установленным порядком. При этом не ясно, по каким критериям выбиралась географическая точка, не отвечающая целому ряду норм безопасности. Так же, будущие жильцы обрекались на неудобства, поскольку ближайшая транспортная линия располагалась на расстоянии километра.
Не исключено, что здание изначально планировалось возвести НАД скважиной, а удаленность относительно автодороги и жилых кварталов обеспечивала некую изоляцию от внешнего мира.
Согласно докладам оперативников, строителям приходилось сталкиваться с многочисленными сложностями: неустранимые поломки техники, перебои в электроснабжении, отставание от графика. Особое беспокойство вызывала скважина в фундаменте здания. Некоторые рабочие утверждали, что слышали глухой шум, доносившийся с глубины; по отдельным свидетельствам, это был шум множества ГОЛОСОВ. Участники стройки находились в постоянном психическом напряжении, которое, несомненно, было вызвано близостью скважины. С этим можно связать и слишком высокий уровень травматизма среди строителей, зашкаливающий за нормальные статистические показатели. Тем не менее, разговоры о негативном воздействии скважины пресекались со стороны начальства стройки.
Руководство КГБ не раз намеревалось посетить строительство лично, но всякий раз получало прямой запрет, поступавший из высших инстанций.
Незадолго до окончания плановых работ на стройку был доставлен механизм неопределенного назначения. Отправитель не установлен. Документации к агрегату не прилагалось, на корпусе имелась только маркировка «ОТК Главный завод». До выяснения подробностей агрегат оставался на стройплощадке перед домом, но исчез оттуда и был обнаружен уже непосредственно в здании, на чердаке. Через несколько минут произошло самопроизвольное срабатывание двигателя, сопровождавшееся раскрытием защитной решетки пропеллера и раскручиванием лопастей. В результате по неосторожности погиб один из оперативных сотрудников (старший лейтенант КГБ Проськов), поднявшийся на чердак с целью осмотра агрегата. До прибытия следователей агрегат некоторое время оставался без присмотра и вновь пропал. Найти его повторно не удалось, несмотря на тщательное обследование всех помещений и технических отсеков здания.
Информация по данному инциденту была немедленно засекречена, однако появилась впоследствии в виде слухов. Возникла легенда, ключевым персонажем которой стал одушевленный (!!!) механизм, скрывающийся (!!!) где-то в здании и нападающий (!!!) на людей.
Через двенадцать лет после сдачи дома в эксплуатацию последовательно, с интервалом в один год на чердаке произошло два несчастных случая. Первой погибла ученица седьмого класса местной школы: по заключению следователя, она упала в шахту воздуховода. Второй жертвой стал бывший одноклассник погибшей, который поднялся на чердак вместе со своей сестрой. Они провели там около четверти часа, затем на чердаке отключилось освещение. Детям пришлось добираться до выхода вслепую, при этом мальчик заблудился и (???) был убит, вероятно, наткнувшись на кабель высокого напряжения».

Геннадий вернул Альке КПК.
- Что это? – поинтересовался он. – Алевтина, признайся: ты эту страшилку всю ночь сочиняла?
Алька кивнула.
- Само по себе это не более чем набор странных, может быть даже искаженных фактов. Но любопытно, что сестра того мальчика, которого – там не указано – разнесло на кусочки, была уверена в реальности легенды о блуждающем механизме. Причем настолько уверена, что подняла все архивные файлы, до которых ей удалось добраться, нашла даже бывшего прораба с той стройки и слепила из всего этого собственную, очень своеобразную гипотезу.
- Что еще за сестра «того мальчика»?
- Некая Мария Гаврилова. Как выяснилось, мы с ней учились в одном институте, только я поступила на первый курс, когда она закончила четвертый. Поэтому встречаться нам не доводилось. До последнего времени жила в квартире своих родителей, неподалеку от той самой многоэтажки, с мужем, от которого ждала ребенка. Муж работал наладчиком лифтового оборудования, месяц назад он тоже погиб. У Марии случился выкидыш, и она угодила в психушку…
- Минутку, это ты к ней сегодня ездила?
- Правильно мыслишь. Я постаралась ее разговорить, насколько это вообще было возможно: она сидела передо мной в смирительной рубашке, накаченная реланиумом, да еще компанию нам составляли двое санитаров. Кое-что она всё-таки сказала. После того, что случилось с ее братом, она всю жизнь ждала, что механизм однажды вернется к ней и опять лишит ее кого-то из близких. Она утверждает, что на упаковке от той детали, которую монтировал ее муж в момент смерти, имелась надпись «ОТК Главный завод».
- И какая у нее была гипотеза по этому поводу?
- Она, видишь ли, разыскала копии с проекта, по которому возводили здание, и обнаружила там разные необычности в планировке. В проект внесли отдельное закрытое помещение на чердаке – в котором, кстати, и нашли агрегат после того, как он исчез со стройплощадки. Кроме того, Гаврилова вытрясла душу из бывшего прораба, и он ей признался, что подозревал сотрудников гэ-бэ в установке спецоборудования между перекрытиями. Но гипотезы у Гавриловой пока еще не было, а появилась она чуть позднее. Кто-то прознал о ее активности и, прикинувшись «компетентным источником», вбил ей в голову мысль, что спецлаборатория Комитета планировала вести на жильцах опыты по реакциям на сверхъестественные явления. Якобы, даже жильцов туда вселили особо чувствительных. Но из-за неуправляемого агрегата, от которого все так и ждали какой-нибудь беды, задумка накрылась.
- Хоть убей, не вижу здесь гипотезы.
- Нет, это именно ее гипотеза. Ей ведь не выдали всё открытым текстом, а так – подбросили мутных намеков. Остальное она додумала сама. И еще она полагала, что механизм – это порождение геологических недр, куда неосмотрительно вторглись прокладчики подземных коммуникаций.
- Оп-па, вон даже как.
Алька достала из сумочки диктофон и поставила его на стол.
- Я хочу, чтобы ты послушал, как об этом рассказывает сама Гаврилова.
Щелкнула кнопка «пуск», динамики зашипели. Генка наклонился ближе к диктофону, вслушиваясь в голоса.
«-…постарайтесь понять, тектонические пустоты – это совсем другой мир, не такой, как на поверхности. Это по сути иное измерение… Там… там какая-то энергия, не электричество, концентрированная субстанция. Я не знаю, что она из себя представляет. Но, но…
(Мужской голос):
- Вам плохо, Маша? Вызвать сестру?
- Нет… нет… не надо. Я должна сказать. Дайте мне сказать… Послушайте, э-э-э…
(Алькин голос):
- Алевтина.
- Алевтина, то, что есть в этих пустотах, в полостях земной коры – оно способно мыслить. Оно осознает себя. Почти наверняка это так. И оно всё знает про нас.
(Алька):
- Энергия обладает самосознанием и может думать?
- Да, да! – (раздраженно). – Она существует сама по себе, может быть, это тот самый ад, преисподняя, понимаете? Понимаете? Коллективный разум, он формировался там со дня, когда принял в себя первую человеческую душу. Люди забрались в землю слишком глубоко и вскрыли этот ад. Он пришел в движение, он… он… Там, под тем домом, пробурена скважина в два километра, вы знаете? Вы ЗНАЕТЕ???
(Мужчина):
- Маша, спокойнее, спокойнее. Сейчас позовем сестру, она сделает вам укол…
- НЕ НАДО!!! Не надо укол, вы меня убиваете этими уколами! Всё равно я не могу, НЕ МОГУ спать!!!
(Мужчина):
- Всё, девушка, свидание закончено.
(Алька):
- Спасибо. Простите, что побеспокоила вас, Маша, - шум – очевидно, Алька придвинула диктофон к себе. – Выздоравливайте.
- А… Аля… Алевтина!!! Это оно, то, что там, под нами, это ЕГО механизм!!! «ОТК Главный завод» - это его шутка, ЕМУ это смешно!...».
Алька остановила кассету.
Генка выпрямился.
- Ну что же, - произнес он. – Вполне тематический бред женщины, перенесшей не один нервный срыв. Химеры воспаленного мозга. Рациональное зерно есть только в истории о запланированных экспериментах с реакциями на аномальщину. Потом, кто тебе сказал, что Гаврилову умышленно сбили с толку дезой? Отставные спецслужбисты частенько неофициальным порядком сливают секретную информацию, иногда – просто из чувства гражданского долга, забесплатно.
- Геннадий, сейчас я тебя удивлю, - Алька закурила новую сигарету. – Я долго и серьезно изучала эту историю. Комплексно: со строительством, с агрегатом-убийцей, с его жертвами и со всем прочим. Так вот. Подземная субстанция – это не шизоидный бред Гавриловой. Это реальность, дружок. А вот по поводу опытов над жильцами – как раз таки полная деза. И пустили ее для того, чтобы Гавриловой даже и в голову не приходило никаких других версий.
- Ну, и?…
- Опыты действительно были запланированы. И их никто НЕ ОТМЕНЯЛ. И они успешно проводились!
- Тогда в чём фишка? – нахмурился Генка.
- Гена, жильцы этого дома сами ставили на себе опыты!

Примерно за месяц до этого разговора очень пожилой человек сидел с газетой у телевизора и слушал, как внучка за компьютером пощелкивает клавишами.
«Слишком много времени она проводит в Интернете», подумал пожилой человек. Он говорил об этом родителям, но тех не очень интересовало мнение чудаковатого старика. Интернет, как-то пыталась объяснить ему дочь, это часть современной жизни. Огромная часть. Ребенок должен участвовать в современной жизни, а не замыкаться только на учебе. Так-то оно так… хотя и непонятно, почему учеба – это плохо… но у внучки появились странные, несвойственные ее возрасту интересы. Пожилой человек разбирался в Интернете куда лучше, чем предполагали дочь и ее муж, и как-то однажды он заглянул на сайты, внесенные внучкой в «Избранное». Это были ресурсы, посвященные аномальным явлениям, НЛО и призракам.
Он отложил газету и потянулся за пультом телевизора, но вздрогнул, услышав вопрос внучки:
- Деда, а что такое «Главный завод»?
- А что там пишут про Главный завод, внучка? – спросил он нейтральным тоном.
- Хочешь, покажу? Иди сюда.

…Девушка, задавшая на одном из сайтов вопрос о Главном заводе, оказалась очень коммуникабельной. Не составило труда убедить ее встретиться в неприметном скверике, неподалеку от Нового Арбата. Пожилой человек узнал Альку первым: задумавшись, она брела по усыпанной гравием дорожке, не глядя по сторонам, и остановилась, когда ее окликнули:
- Алевтина?
- Да, я.
- Очень приятно. Меня зовут Петр Афанасьевич. Может, присядем? – он указал на скамейку.
Алька, по-прежнему ломая себе голову, что от нее хотят, послушно уселась.
- Много лет я держал это в тайне, но сейчас тайну можно раскрыть. Я принимал участие в проекте «Дом на пустыре».
- Вы были строителем? – насторожилась Алька. Ей не так сильно повезло, как Гавриловой: прораб успел умереть, а больше никого вычислить не удалось.
- Нет. Я был в охране. И не при строительстве, а при бурении скважины. Вы слышали про скважину?
- Слышала, - кивнула Алька, подумав немного.
- Сейчас ее закрыли. Очень надежно, я надеюсь; положили сверху бетонные плиты в несколько слоев. Их можно увидеть, если спуститься в подвал – только надо знать, где смотреть.
- Что это за скважина?
Петр Афанасьевич прищурился, глядя на солнце. Он словно не расслышал вопроса, и Алька хотела повторить (вдруг старик вообще забыл о ее присутствии?). Но тут он произнес:
- Заренский.
- За… простите, кто?
- Андрей Заренский. Старое чудовище. Очень умный, очень влиятельный, очень сильный. Это была ЕГО скважина, ЕГО дом, ЕГО идея. Хотя нет, идея принадлежала его помощнику. Скважину бурили в полной тайне от всех, и даже кэгэбэшники туда не лезли. Им запретили. Сам генсек запретил.
- Андрей Заренский был человеком генерального секретаря? Его ставленником, доверенным лицом? Кем?
- Думаю, это генеральный секретарь был ставленником Заренского. Практически уверен в этом потому, что сам работал на Заренского достаточно долго, чтобы кое-что увидеть и сделать выводы. А выводы меня еще в разведшколе учили делать.
- Вы разведчик?
- Да, именно из разведки Заренский забрал меня к себе. Из Швейцарии. Я еще за полгода понял, что меня проверяют, причем проверяют не свои, не чужие… а кто-то еще. Потом меня пригласили на собеседование.
- Теневое правительство?
- Нет, гораздо серьезнее. Теневое правительство так или иначе вынуждено считаться с официальной властью… а Заренский не считался ни с кем. Алевтина, я не буду посвящать вас в подробности его дел. Заренского больше нет в живых. Но я расскажу вам о скважине. Странно это всё было. Больше даже жутко, чем странно. Когда наши бурильщики вышли на заданную глубину, стало слышно, как внизу что-то гудит, словно там электростанция работает. Ночью к нам привезли зэка… вора в законе – серьезный был мужик, весь в наколках – и столкнули его в дыру. Летел он долго, секунд десять, кричал, но всё тише и тише… а потом мы увидели, как в темноте что-то зажглось. Какая-то красная точка, вроде угля раскаленного. Я тогда подумал, что он загорелся. Мне стало не по себе, я отвернулся от скважины; смотрю, а Заренский тут же за всем этим наблюдает и переговаривается с помощниками. Они всегда втроем ходили: сам Заренский, полковник один из контрразведки и еще татарин какой-то, молодой очень; со скважиной – это он придумал. Говорили, Заренский его с физфака МГУ к рукам прибрал за особую гениальность. Так вот, они переговаривались, и вид у них был такой многозначительный, словно заранее знали, как скважина на зэка отреагирует.
- Боже мой, - выдохнула Алька.
- А на следующий день доставили детали от механизма. От ТОГО механизма. Их опускали в скважину в специальных контейнерах, по одной – даже самые мелкие, и держали там по нескольку часов. Когда подъемник вытаскивал их наверх, они светились… фосфоресцировали, будто чем-то заряженные. На всё про всё понадобилось больше трех недель, потом детали под охраной отвезли в лабораторию… в жилой квартал, и там из них собрали агрегат. Это я знаю точно, потому что охранял его всё то время, пока шло строительство на пустыре.
- Маркировку «ОТК Главный завод» нанесли в лаборатории?
- Честно говоря, я не помню. Возможно, что да. Я сам этой маркировки на механизме не видел. Но одно из предприятий Заренского неофициально так и называлось – «Главный завод». Да, о чем это я… Многоэтажку еще достраивали, когда приехал тот парень… младший помощник, велел загрузить агрегат к нему в грузовик, а мне приказал ликвидировать лабораторию… и сборщиков.
- А… а что было дальше со сборщиками из лаборатории? – тихо спросила Алька.
Петр Афанасьевич улыбнулся.
- Милая Алевтина… это не тот вопрос, на который я хотел бы вам отвечать.
Алька непроизвольно отодвинулась дальше по скамейке. Если бывший разведчик и заметил ее движение, виду он не подал.
- Хорошо, - сказала Алька. – Тогда на какие вопросы вы бы хотели ответить?
- Например, я бы ответил на такой вопрос: кого Заренский поселил в новостройку? Отвечаю. Своих людей. Друзей, помощников, приближенных сотрудников… родни у него не было. Собирался и сам туда переехать, но… так и не собрался.
- Что помешало?
- Смерть. Забавно, иногда я думаю – огромная власть не спасла его от смерти. Нелепой смерти. А ведь он, пожалуй, мог бы найти ключ к вечной жизни. К нему в руки стекались данные по всем научным открытиям. Но своим помощникам он доверял очень выборочно и старался всё успеть сам. И не успел… Вместе с Заренским ушла в небытие и его империя.
- А тем двоим, его помощникам… ничего от империи не досталось?
- Досталось, но это не то сокровище, которое приносит счастье. Полковника нашли мертвым в личном архиве Заренского – видимо, там он пытался понять, что именно ему досталось. И не выдержал. А другой – татарин – просто рехнулся. Он долго работал над каким-то сканером якобы для снятия мыслепроцессов прямо с мозга. Когда сканер был почти закончен, кто-то украл чертежи и технические описания. Поднялся страшный шум, служба безопасности вела расследование, но на похитителей так и не вышли. Не исключено, что сканер этот уже где-то используется… но точно не людьми Заренского. Что касается татарина, он после смерти Заренского и полковника пытался зачистить все следы их деятельности. Но он, конечно, гениальный изобретатель, а не чистильщик. Вряд ли у него что-то толковое получилось. Кстати, до того, как взяться за этот мозгосканер, он сформулировал…

- …«теорию несчастных случаев». Ну, как ты знаешь, все мы отправляемся на тот свет либо естественным путем – когда окончательно достанем свой организм, либо принудительно. В последнем случае вариантов три – умышленное убийство, суицид или случайность.
- Гениальная теория. Надо же, я бы никогда не подумал.
- Слушай, хватит уже меня подкалывать. Естественно, это еще не теория. Это – факты. Многие замечают, что случайности происходят не на пустом месте, а складываются в цепочку из ряда… сейчас, у меня записано, - Алька пролистала записную книжку, - подслучайностей. Это уже понятие, введенное в теорию. Вот объясню на примере. Вечером ты роняешь пачку сигарет в…
- Унитаз.
- Хотя бы! Ты напрягся на работе, устал и у тебя всё валится из рук. Сигареты приходят в негодность. Поэтому на следующее утро первую сигарету ты выкуриваешь не дома – тебе надо добежать до ларька и купить новую пачку. При этом ты пропускаешь свой автобус до метро и ждешь следующего. Но следующий автобус опаздывает. В это время поезда метро уходят со станции один за другим, и первым уходит тот, на который ты обычно садишься. Наконец, ты попадаешь на станцию, но там страшная давка: пока ты добирался, где-то случилась поломка, все составы стоят в тоннелях. Успей ты на поезд вовремя, сейчас ты уже сидел бы в офисе. Пассажиры толпой движутся к выходу, кто-то сталкивает тебя на рельсы. И тебя убивает электричеством.
- Мощно, - одобрил Генка. – И какая тут почва для теории?
- Пойми, всё это выглядит так, складывается так, словно в определенный момент запустилась сложная карательная система. Твоя смерть готовилась заранее, с запасом в одни сутки. Ты угодил в поток случайных событий, направленных в критическую точку. Неосознанно ты пытался вырваться за пределы этого потока, но все твои попытки лишь осложняли ситуацию. Усвоил?
- Усвоил. Ничего нового, кстати. Называется «фатальное стечение обстоятельств»… а ты всё – поток, поток… Ты еще вспомни, что я перепил с бывшими одноклассниками на выпускном, с бодуна подал документы не в тот институт, а если бы подал в тот, куда собирался, то работал бы на другой работе, на которой за день до того, как мне полагалось упасть на контактный рельс, не было никаких авралов. Извини, такое можно и с самого рождения отслеживать.
Алька торжествующе взмахнула сигаретой.
- Вот! Вот здесь ты и заблуждаешься… вместе со всеми остальными. Если бы я не допил вторую бутылку водки, если бы я поймал такси… Есть вещи, которые зависят только от тебя. А есть такие, которые не зависят. Люди Заренского научились четко определять тот момент биографии, с которого начинается событийная цепочка, когда человек уже ничего не контролирует. Была разработана целая методика распознавания.
- Это, извини, как?
- Этого, извини, я не знаю. Но те, кто этим занимался, знали, КАК. А еще они установили, что у всех погибших от несчастных случаев происходят органические изменения, словно тело заранее начинает умирать. То есть, в самом начале цепочки организм получает как бы сигнал на клеточном уровне. Анализируя характер происшедших трансформаций, отследили, откуда этот сигнал приходит. А он приходит из-под земли. Не могу представить, какие исследования пришлось для этого провести, но источник сигнала нашли и даже в общих чертах разобрались, что он из себя представляет. Физически это нечто вроде… плазмы. Боже, я не знаю, как лучше объяснить… Один из законов мироздания, воплощенный в плазму, то, с чем мы сталкиваемся каждый день, но называем это случайностями. Закон, по которому число жизней на земле ежедневно сокращается. Генератор «несчастных случаев».
- Как же он их генерирует?
- Снизу вверх. Мы все находимся НАД генератором, и, чем дольше мы остаемся на одном и том же месте, тем выше вероятность, что с нами… что-нибудь случится. Есть еще такая статистика: люди, не склонные проводить много времени в одной географической точке, на девяносто процентов реже гибнут по нелепой случайности. Но даже если постоянно бегать туда и сюда – еще не выход, от судьбы не убежишь.
- Но выход, ты мне хочешь сказать, есть?
- Вот именно. Плазма-генератор – это всё же энергия, и ее можно… притянуть, как молнию, обнулить. Механизм был аккумулятором! Каждую его деталь надолго погружали в скважину, выдерживали там, на глубине, и детали ЗАРЯДИЛИСЬ полостной субстанцией. Собранный механизм не просто нёс в себе заряд, он был намертво связан с источником субстанции, он постоянно эту субстанцию аккумулировал в себе, вытягивал ее из недр на поверхность. Он истощал источник.
- То есть…
- То есть те, кто постоянно жил наверху, не подвергались воздействию субстанции. Все неприятности, все несчастные случаи, которые могли с ними произойти, уходили в механизм. Оседали внутри, конденсировались на обшивке корпуса, стекли по клапанам мотора. Поселившиеся в квартирах многоэтажки люди в буквальном смысле создали себе островок безопасности. Место для строительства выбрали не случайно: там глубина до плазмосодержащей пустоты наименьшая. В любом другом месте пришлось бы бурить скважину километров на… на сколько бурить вообще нельзя.

В палате вспыхнул яркий свет. Маша зажмурилась, замерла.
Затаилась.
Потом свет заслонила темная масса. Даже с закрытыми глазами Маша понимала, что стоящий у кровати человек рассматривает не ее. Он оценивает, насколько прочно зафиксированы узлы смирительной рубашки.
- Маша? – услышала она голос. Но не шелохнулась. Возможно, ей повезет. Возможно, подумают, что она спит.
- Маша, вам почти удалось это. Еще немного, и вы окажетесь на свободе. Но что вы будете делать тогда?
Ее веки непроизвольно всколыхнулись.
- Я вас понимаю, - продолжал голос. – Честно говоря, у вас нет других вариантов. Вы можете протянуть еще максимум полгода, и каждый день вам будет становиться хуже и хуже.
- Послушайте… - попросила Маша. – Вы можете дать мне снотворное? Много снотворного? – Покачивание головы. – Бритву? Нож? Хоть что-нибудь? Я прошу вас, пожалуйста.
- К сожалению, это невозможно, - простые слова прозвучали смертным приговором. – Маша, из этой точки пространства и времени, где вы находитесь, есть лишь один выход. Сказать?
Он наклонился и что-то прошептал ей на ухо.
Маша стиснула зубы и отчаянно замотала головой.
- Нет, нет! Нет!!! Я… я сумасшедшая, но я не НАСТОЛЬКО безумна!!! Я… я буду жить, я выйду отсюда, черт возьми!!!
- А зачем? Маша, ОН будет к вам возвращаться. Вы обречете на страшную гибель всех, кто станет для вас близок. ОН не оставит вас в покое. ОН не забудет.
- Откуда вы знаете? – упавшим голосом спросила Маша.
Под одеяло скользнула рука и что-то оставила там. Маленькая картонная коробочка. Если не ударная доза усыпляющего, тогда – что?
- Вам это понадобится, - сказал он и ушел.
Свет погас, но перед глазами женщины еще долго плавали разноцветные пятна.

Генка подумал.
- Вообще интересно, но… бездоказательно.
- Хорошо, - Алька раскрыла записную книжку. – А если я тебе скажу, что НИКТО из жильцов дома со дня его заселения не погиб в результате несчастного случая? По статистике должно быть не менее пяти человек, а тут – ни одного!
- Значит, с ними просто не происходило несчастных случаев. Такое БЫВАЕТ.
- Вот и происходило. Посмотрим мой список. Беляев Н.А. Автокатастрофа – водитель микроавтобуса, шедшего по шоссе, не справился с управлением и на полной скорости врезался в бульдозер, стоящий у обочины. Одиннадцать трупов, господин Беляев отделался вывихом пальца. Штейнер Елизавета… Турпоездка в Израиль. Находилась в кафе, куда террорист-смертник пронес бомбу. Подругу этой Штейнер и еще пятнадцать посетителей искромсало в клочья. Штейнер не пострадала, хотя бомба рванула в одном шаге от нее. А, вот представители младшего поколения. Вронский Дмитрий. Учебно-тренировочный самолет, в котором он летел с инструктором, из-за отказа двигателя упал на лесной массив. Самолет – вдребезги, инструктора нашли с оторванной головой и с дырой в грудной клетке. Вронский… получил легкие ушибы. Еще случай. Тоже молодой парнишка, хотя уже вице-президент транснациональной компании. Игорь Симонков, был одиннадцатого сентября в северной башне международного торгового центра. В той части небоскреба, где он вел с кем-то переговоры, погибли все… кроме нашего Симонкова. Ген, ты никакой закономерности не улавливаешь?
Генка нахмурился.
- Если твои сведения достоверны…
- А они достоверны, не сомневайся.
- …выходит, что эти люди – как и простые смертные – участвуют в событийных цепочках. Но для них всё заканчивается… ничем! И каждый раз рядом – множество жертв. Словно какой-то побочный эффект.
- Там еще есть побочный эффект. Аккумулятор имеет ограничения по емкости, когда он переполняется, происходит сброс энергии. Механизм притягивает на себя энергию из-под земли, а энергия, когда ей становится тесно, притягивает к себе подходящий объект… жертву. Жертва приходит к механизму сама, даже не понимая, зачем идет и что ей нужно. Как только жертва оказывается на доступном расстоянии, происходит мгновенное истечение энергии… не надо забывать, КАКАЯ это энергия. Всё, что в ней заложено, воплощается в самой убийственной форме.
Тот, кто сконструировал этот механизм, - продолжала Алька каким-то загробным голосом, - читал в будущем, как в открытой книге. Механизм сделан так, что может служить идеальным орудием убийства… при условии, если им будет управлять нечто наподобие примитивного интеллекта, или сознания. И было заранее известно, что, отпущенный на свободу – в кавычках – механизм начнет действовать до некоторой степени… самостоятельно.
Механизм так и сделал. Оставшись без присмотра всего на несколько минут, он взял и исчез. Это как бы для начала, показать, на что он способен. Потом он позволил себя найти и тут же сбросил накопившийся избыток…
- Алька, ответь только на один вопрос. Скажи, где здесь те сказки, которые скормил тебе твой Пётр, мать его, Афанасьич, а где – твои собственные домыслы?
- Пятьдесят на пятьдесят, так, наверное. Пётр, мать его, Афанасьич, сам не всё знает наверняка. Многое пришлось додумывать за него.
Кстати, жутковатый это мужик. Чувство такое, будто он прожил целую вечность и говорит со мной… оттуда. Он не из тех спецслужбистов, которые из гражданского долга делятся секретами с рядовым населением. Какие-то у него другие мотивы, не просто так он всё это мне рассказал.

В этот вечер Генка должен был ужинать у своей тёти Натальи.
Ужин был не просто поводом зайти в гости. Сегодня исполнилось полтора года со дня смерти мужа Натальи – Николая.
По дороге Генка раздумывал о том, был ли дядя Коля одним из примеров убийственного действия событийной цепи. Он занимался океанологией; в девяносто девятом году его направили на исследовательское судно «Евгения» начальником экспедиции. Это было сделано в самый последний момент – дяде пришлось подменить серьезно заболевшего коллегу. На похоронах его друзья говорили, что корабль транспортировал батискаф для сверхглубоких погружений; другие считали, что в трюмах «Евгении» было установлено оборудование для инициации в океанической среде редких и опасных процессов.
Через трое суток после отплытия из порта судно потерпело крушение.
В два часа ночи в машинном отделении прогремел взрыв. По словам команды российского военного крейсера, расходившегося с «Евгенией» на расстоянии двух кабельтовых, из пробоины выше ватерлинии вырвались языки пламени. Корабль стал быстро крениться на борт и в считанные секунды затонул. Спасти удалось только дядю Николая, которого подобрала спасательная шлюпка. Он ничего не мог объяснить и находился в полной прострации. Дядю доставили в Москву и поместили сначала в клинику Бурденко, а чуть позднее – в больницу Алексеева, где он и провел последние пять лет жизни.
Сегодня, узнав, что Алька была именно в Алексеевке, Генка испытал небольшой дискомфорт: ему пришло в голову, что ее поездка туда связана именно с дядей Николаем. Алька знала историю, связанную с дядей, и вполне могла взяться ее раскручивать. Причем не ставя в курс самого Генку. Ведь провела же она за последние два месяца целое расследование – и молчала, как партизанка. А история дяди Николая стоила того, чтобы в ней покопаться.
- …и всё-таки Николай знал, что произошло с их кораблем! – тетя Наталья несильно, но внушительно хлопнула ладонью по столу. Звякнули рюмки. – Знал, но не говорил об этом. И вовсе он не был сумасшедшим. Но он пережил что-то такое, после чего жить дальше ему уже не хотелось. У него был взгляд обреченного человека…
- Тетя Наташа, дядя покончил с собой?
- Твой дядя не был самоубийцей, - жестко ответила Наталья. – Но те исследования… с ними что-то совсем нечисто. Николай вообще не хотел иметь с этим дела. Но, когда Альберт слег с пневмонией, Николая буквально принудили. Его вызвали куда-то ночью для разговора… он сказал мне, что на Лубянку. Но я ему не поверила.
- Почему же?
- Почему? Да потому что мне случалось видеть тех, кого проработали в Комитете, - по старой привычке тетя называла ФСБ «комитетом», - они бывали обычно напуганы, но не НАСТОЛЬКО. А у Николая просто паника в глазах стояла, когда он вернулся домой. А он вообще мало чего боялся.
Генка взглянул на фотографию дяди за стеклом серванта. Бородатый мужчина в очках, скромный и интеллигентный. Но внешность скрывала настоящего бойца. В период безденежья, впав в немилость у ректората МГУ и еще не получив должность в институте океанологии, дядя преподавал физику в школе-интернате. Ученики там были не сахар, и являться на занятия с ножами и заточками в портфелях считали хорошим тоном. Однако им быстро пришлось убедиться, что новый учитель умеет не только деликатничать и негромко, но увлекательно рассказывать о предмете. Он мог еще и размазать аудиторию по стенам одним взглядом, не говоря о том, что виртуозно владел приемами самбо.
- Но куда же он ездил? – спросил Генка.
- Положи себе еще салата… Совсем ведь не ешь… И не спрашивай меня о том, чего я не знаю. Сама себе всю голову сломала. Программа исследований была засекречена, но этим занимались не комитетчики. Кто-то еще, похуже. Николай понимал, что после крушения «Евгении» он перестал быть просто ученым, человеком, мужем – он стал единственным живым свидетелем. Он изображал потерю памяти, чтобы убедить… кого-то… в своей лояльности. И его долго не трогали – хотели, может, узнать от него подробности крушения. Но потом решили, что его время пришло.
- И убили?
- Как знать, Геннадий… Передозировка транквилизатора была не слишком значительной, а натерпелся он всё же немало – сердце подвело.
- А… дядя не упоминал никаких фамилий? Имён, названий организаций? Хотя бы аббревиатур?
- Фамилии… Фамилии я слышала, так, мельком – в его телефонных разговорах. Незнакомые люди, среди его друзей и сотрудников таких не было. Шакиров… Ключарь… Заренский… - Генка подавил удивленный возглас, но тетя не обратила внимания – видимо, просто думала вслух. – Этого Заренского Николай здорово опасался. А о Шакирове говорил просто с отвращением…
Тётя со вздохом откинулась на спинку стула.
- И еще кое-что мне не дает покоя, Геннадий… Не сочти это бредом безутешной вдовы, но иногда мне кажется, что Николай всё еще жив. Что его просто куда-то забрали. И… и что мы похоронили другого человека. Тогда, на похоронах, я не поняла, в чем дело, но смотреть на него было страшно. Они так загримировали его… да что там загримировали – наштукатурили! Волосы лежали слишком гладко – либо налачили, либо… надели парик. Как будто это был не он…

Когда мужчина появился из своей квартиры, двое наблюдателей на лестничной площадке этажом выше облегченно вздохнули. Хлопнула дверь. Мужчина, видимо, нажал на кнопку лифта, но тот был отключен. Шаги – мужчина спускался пешком. Взвизгнула молния кожаной куртки. Обменявшись жестами, какие обычно в ходу у бойцов спецназа, наблюдатели двинулись следом.
Что-то почти неслышно звякнуло. Мужчина уронил ключи между маршами!
- Он где-то проигрывает во времени, - прошипел один из наблюдателей другому. – Вот только где?
- У него осталось пятнадцать минут, - ответил напарник. – Что может случиться за это время?
- Что-то обязательно случится. Если бы мы не выключили лифт, он мог погибнуть прямо в лифте. Снаружи местность безопасна. Для подстраховки перекрыли проезжую часть, транспорт пускают в объезд.
- Ему долго придется ждать автобуса.
Ничем не выдавая своего присутствия, они остановились на пролете лестницы над первым этажом. Мужчина возился внизу, пыхтя и ругаясь.
- Там могут быть неизолированные провода!
- О, черт! Они там ЕСТЬ! Вот оно…
- Сейчас…
Снизу донеслось: «Да вот же». Ключи найдены. Отряхивая на ходу брюки и ругаясь, мужчина покинул подъезд. Через несколько секунд наблюдатели стояли в дверях и смотрели, как он идет к автобусной остановке. Путь его свободен. Но он проходит не больше двадцати шагов. Тишину двора нарушает стеклянный звон – это у ног мужчины разбилась бутылка.
Наблюдатели мгновенно всё понимают. Именно так всё и будет. Следующая бутылка проломит мужчине череп – просто и примитивно.
Мужчина оборачивается. Он поднимает голову и смотрит вверх, ища окна или балкон, откуда ведется «бомбардировка».
- Ты, придурок! – кричит он. – Ты чего творишь, а? Да я же тебя вижу, козел из семьдесят пятой! Я вечером с твоим отцом разбираться буду!
Расхулиганившийся подросток швыряет вторую бутылку. Но у мужчины неплохая реакция – он успевает отскочить в сторону на пару метров, бутылка падает точно туда, где он стоял секунду назад.
Совсем рядом за домом взревывает двигатель автомобиля.
ВСЁ предусмотреть нельзя. Движение на проезжей части закрыто, мужчина мог стоять там до вечера, и мимо не проехало бы ни одной машины. Но внутри квартала тоже есть движение!
Из-за угла вылетает новенькая «копейка». И тут реакция подводит мужчину. Он даже не успевает заметить приближающуюся опасность. Водитель резко жмёт на тормоз, «копейка» цепляет мужчину краем бампера. Это происходит на очень большой скорости, мужчину отшвыривает в сторону. Когда наблюдатели подбегают к нему, он не подает признаков жизни. Его голова расколота об угол бордюра.
Один из наблюдателей достает из кармана рацию и произносит:
- Объект потерян… цепь завершена…
- …вызывайте бригаду для вскрытия… движение можно восстановить, - пробормотал Генка, просыпаясь. Только что он стоял над обезображенным трупом, касаясь плечом стоящего рядом напарника, и не мог понять: что в этом трупе… не так? То, что он лежит на асфальте мертвый или то, что голова у него расколота?
Запах заливавшей асфальт крови всё еще щекотал ноздри. Генка сел на кровати и на ощупь нашел рядом графин с водой.

Еще не успев войти в отделение, Светлана поняла: что-то случилось. Какая-то беда. Возможно, умер один из пациентов. У них не хирургия и не травматология, но и здесь пациенты иногда умирают. Искренне надеясь, что дело всё-таки в ложной интуиции, Светлана поднялась наверх.
Ее сменщица Катя, сидя за столом, уныло заполняла какой-то документ. При появлении Светланы Катя подняла на нее воспаленные после бессонной ночи глаза.
- Кто? – только и спросила Светлана.
- Маша Гаврилова. Выдралась из «пиджака» и разбила себе голову об стену. Билась до тех пор, пока не умерла. Ужас какой-то… В наволочке нашли пустую пачку анальгина – наверное, приняла всё, чтобы не свалиться раньше времени. Я бы сейчас тоже от обезболивающего не отказалась – башка трещит. Всю ночь на ушах стояли.
- Кошмар, - Светлана включила чайник, чтобы сделать кофе.
- И мне сделай тоже, - жалобно попросила Катя. – Ну дернул же ее черт в моё дежурство… Теперь буду сидеть, пока сама не посинею.
- Сочувствую. – Светлана пристроила на вешалку своё пальто и насыпала в чашки растворимый.
- Спасибо… Тебе тоже не позавидуешь.
- Я-то при чем?
- Скоро нашего Фаиза обратно привезут. Будешь принимать.
Фаиз Сибгатуллин был тем самым маньяком-убийцей, который неделю назад удрал из отделения по первому снегу.
- Ну надо же, - удивилась Светлана. – Что-то быстро его поймали…
- А он подкараулил какую-то бабу в переулке, вышел ей навстречу с ножом и провалился в открытый люк канализации. Самое смешное, если бы не Фаиз, эта баба прошла бы еще два шага и навернулась сама – снег же валил, не видно ничего… Она сначала даже и не поняла, что ее чуть не зарезали. Потом уже приехали спасатели с ментами и разобрались, кто там в канализации со сломанной ногой валяется.
- А ты-то откуда в курсе?
- Оттуда, блин! Дамочка разыскала наш телефон и позвонила лично – прикинь, выговаривала мне, что мы психов хреново охраняем! Собирается в суд подавать… не знаю только, на кого. Какая-то… во, я записала на память – Елизавета Штейнер. Небось, фашистка по дедушкиной линии.
- Дела-а-а-а… - протянула Светлана, наливая кипяток. – Ладно, пиши свои бумаги. Закончу с обходом, потом помогу, если выкрою минутку.
Катя помассировала пальцами виски.
- Не поможешь. Это для милиции объяснительная.
Светлана остановилась в дверях.
- Кать… а милиция зачем?
- Да вот… - пожала плечами Катя. – Патологоанатом сказал, что когда Машка уже мертвая была, ей кто-то еще по голове прошелся. Без толку, конечно – труп он и есть труп, но всё же вандализм получается. И, если действительно так – кто-то из наших это сделал. Я даже знаю хорошую кандидатуру – Русланчик. Вот уж кто готовый клиент в соседнюю с Фаизом палату. Мне заведующий из санаторного рассказал, почему его из морга вышибли. Он покойничков не трахал, как мы тут думали… но портил существенно.
- По… в смысле – портил?
- В прямом! Молотком и зубилом. Два случая ему простили – на третий дали пинка по заднице.
- Ага. И подарили нам, - бросила Светлана и вышла в коридор.
Там она первым делом наткнулась на Руслана. Как обычно, тот стоял в углу, со своей жуткой ухмылкой в половину лица… и смотрел на нее. Смотрел своим неподвижным, раздевающим взглядом.
Раздевающим до самых сухожилий.

Когда Генка приехал, Алька сидела за столом, заваленным свернутыми чертежами. Один из них она тщательно изучала, зафиксировав верхний край пепельницей, а нижний – собственными локтями. Генка заглянул в чертеж через Алькино плечо.
- Это что – твоя будущая дача? – спросил он.
- Геннадий, вот честное слово – ты меня расстраиваешь, - Алька даже головы не повернула, гипнотизируя взглядом чертеж, словно надеясь узреть в нем Истину. – С чего ты взял, что мне нужна дача в шестнадцать этажей? Видишь тут что-нибудь необычное?
- Между потолочным перекрытием и чердаком расстояние великовато, - Генка напряг остатки своих архитектурных познаний. – Я бы предположил – снаружи это не видно, но… там какой-то промежуточный этаж.
Алька убрала локти с чертежа, и тот с шелестом скатался рулоном.
- Закрытый этаж. Вот где было спецпомещение – а вовсе не на чердаке, как Гаврилова думала. Это даже не этаж, а секретный уровень, как в «Квейке». У меня племянник постоянно в него режется…
- Многоэтажка на пустыре?
- Она самая. Я дала взятку – не скажу, кому – и мне подарили этот набор чертежей. Вернее, конечно же, копии с них. Это настоящие чертежи, не те, которые у Гавриловой были.
Генка подвинул себе кресло и уселся рядом с Алькой.
- Твои противозаконные делишки меня не интересуют. Лучше поделись соображениями, за каким чертом понадобился этот секретный ур… закрытый этаж.
- Очень просто. Это убежище. Убежище для механизма. Пока он собирает энергию, пока не переполнен до краев – он скрывается там. Видимо, его активность – величина не постоянная, а заложенный в нем инстинкт самосохранения требует держаться подальше от людей. И знаешь, Генка… сегодня вечером мы с тобой обязательно его найдем.
Генка чудом не потерял равновесие. Оно едва не съехал со стула на пушистый ковер.
- Алька, - сказал он. – Подожди-подожди. Уж не собираешься ли ты отправиться туда, в эту дурацкую многоэтажку, чтобы рыскать по закрытому этажу и…
- Геночка… А ты ведь поверил в МЕХАНИЗМ. Я знаю, что поверил. Нет, я не хочу сказать, что ты боишься, но тебе совершенно неохота лично с ним встречаться. Гена, - продолжала она, пока Генка открывал и закрывал рот, - это совершенно безопасно. Я УВЕРЕНА. У него сейчас период спячки. Он аккумулирует энергию.
- Да. Ладно. Отлично, блин! – Генка вскочил с кресла и забегал по комнате. Алька наблюдала за ним с великолепным равнодушием. – Чего нам только не хватало, так это лазить по чужим домам, выискивая непонятно что и непонятно зачем… Стоп. А как мы вообще попадем на засекреченный этаж?
- На чертеже обозначено… - Алька завозилась над столом, вновь разворачивая чертеж, - обозначена шахта подъемника с выходом в одном из подвальных отсеков. Наверняка шахта сообщается с закрытым этажом. Ее построили специально для того, чтобы кто-то мог навещать механизм.
- Ну и? – насупился Генка. – Алевтина, есть пределы у любого авантюризма. Если всё, что я слышу от тебя последние двое суток – не плод разыгравшегося воображения, тебе бы неплохо понять, что это за дом. Это ж полигон какой-то! Туда, небось, без пропуска и близко не подойдешь… Я уж молчу о подвалах, под-подвалах и обо всём прочем.
- Да никакой там не полигон, - отмахнулась Алька. – Вспомни: Гаврилова с братом забрались на чердак, как нечего делать. Их одноклассница годом раньше – тоже.
- Это было в восьмидесятые годы. Сейчас всё по-другому.
- Пойми, жильцы сами не заинтересованы в том, чтобы чинить препятствия любопытным. Они ведь в курсе, кто у них наверху пригрелся и что ему надо. Даже если кто и увидит, что мы пришли, подумают: ага, новые жертвы расчлененки!
- Какая прелесть… Ну, предположим – жертвы расчлененки… Но ведь нормальные-то жертвы расчлененки первым делом двигают на чердак! А ты собралась двигаться совсем в другом направлении, жильцы могут подумать: нет ли тут какого подвоха?
Алька безмятежно посмотрела на Генку прозрачными серыми глазами.
- Геночка, это риск, на который я готова пойти.
- Чисто из любопытства?
- Этот механизм очень меня беспокоит. Всякий раз, когда он выкидывает очередной фокус, гибнут люди. Если я хотя бы не попытаюсь найти способ остановить его, мне потом всю жизнь спокойно спать не придется. Совесть замучает.
Генка состроил скорбную физиономию.
- Уж не знаю, Алевтина, суждено ли мне стать жертвой расчлененки… но жертвой твоей совести я, похоже, уже стал. Ну, и когда же мы отправимся?
Алька взглянула на маленькие наручные часики и выключила настольную лампу.
- Уже отправились, - сказала она. – Ключи от машины не видел?

Свет фар затерялся в темноте, плотным слоем лежащей на шоссе. Алька остановила машину у обочины, возле въезда в квартал. Двигатель замолчал, дважды хлопнули двери – и сразу стало тихо. Звёзды прятались за тучами, а может быть, просто гасли – одна за другой, одна за другой. Оглядевшись по сторонам, Алька и Генка перешли через шоссе.
Алька, которая по рассказу Гавриловой весьма живо представляла себе тот вечер, когда Маша оказалась здесь вместе с братом, невольно подумала: «За двадцать с лишним лет тут мало что изменилось». Как будто на пустыре за шоссе остановилось не только время, но и само мироздание. Здесь даже снег не шел, плотная стена снегопада осталась где-то далеко, там, где проходила черта города.
- Нам надо спуститься на самый нижний подвальный ярус, - сказал Генка и тут же понизил голос: его слова разнеслись над пустырем жестким тревожным эхом. – Во всяком случае, из твоих чертежей я именно так понял. Кстати, у кого ты их всё-таки выцепила?
- Ты же говорил – мои противозаконные делишки тебя не касаются, - напомнила Алька. – Вот и не парься.
- Вопрос-то остается, - возразил Генка. – Там наверняка всё закрыто и заперто.
- Если заперто, мы повернемся и уйдем. Но заперто не будет. Это не в интересах жильцов, понимаешь? Для них важно, чтобы доступ был свободный.
- Алька, а у тебя нет такого чувства, что ты идешь непонятно куда и непонятно зачем?
- Нет. Я отлично знаю, зачем туда иду. Меня никто НЕ ЗОВЁТ.
…Небо впереди наклонилось, словно пытаясь остановить глупых любопытствующих пришельцев. Казалось, не они приближаются к многоэтажке, а ее чернеющий во мраке корпус надвигается на них.

Никогда еще ей не было так страшно на дежурстве. Снег колотил по стеклу хлопьями; хочешь – смотри в окно, хочешь – не смотри, всё одно ничего не разглядишь. Даже стену соседнего корпуса, хотя до нее не больше десяти метров. Следов внизу и подавно не увидишь, если бы кто-то и оставил их, всё равно занесет через пару минут.
Светлана сидела за столом и нервно отхлебывала кофе.
Ей не полагалось торчать безвылазно в кабинете, но выходить не хотелось просто категорически. После самоубийства Маши Гавриловой словно какое-то безымянное и безликое зло вышло из ее палаты и застыло в коридорах «острого» отделения. И это был уже не Руслан с его жуткой кривой ухмылкой. Что-то совсем другое.
Светлана слышала от подруг, что такое бывает в психиатрических клиниках, когда умирает кто-нибудь из пациентов, особенно – если смерть приходит при странных, загадочных обстоятельствах. Сумасшедшие живут в реальном, осязаемом мире – иначе смирительные рубашки стали бы бесполезны! – но стоят они при этом слишком близко к ДРУГОМУ миру. Миру, в котором действуют другие законы, другая причинно-следственная связь. Умирая, сумасшедшие иногда покидают бытие через ИНОЙ выход. И, если они делают это недостаточно быстро – в приоткрывшуюся дверь может просочиться ЧТО-ТО чужое.
По-настоящему страшно стало после того, как два часа назад ушла домой Катерина, а затем – следователь милиции. Катерина рассказала ему о Руслане и о его склонности уродовать мертвецов. Впрочем, следователь был уже в курсе – насчет Руслана ему приходилось слышать. Он даже уточнил кое-какие подробности. Якобы, за Русланом числилось не два и не три – без малого десять актов вандализма, причем объекты он подбирал явно по какому-то принципу, а не просто, одним моментом воспылав ненавистью к ближайшему трупу, хватался за подручные инструменты. В списке его жертв оказался бывший летчик-испытатель, включенный в отряд космонавтов и выбывший оттуда по причине неожиданного умственного расстройства.
Поколебавшись, следователь добавил, что официально этот человек никогда не летал в космос, а лишь проходил стандартную подготовку на тренажерах. Тем не менее, ходили слухи – именно слухи, не более – что однажды, в обстановке полнейшей секретности он был отправлен на орбиту для выполнения какого-то из ряда вон выходящего эксперимента.
…Время близилось к обходу, но Светлана не могла набраться храбрости, чтобы покинуть кабинет. Она сидела за столом и думала: что же это за эксперимент проводился на орбите, и почему космонавт, вернувшись на Землю, сошел с ума? Разыгравшаяся фантазия подсказала первый попавшийся ответ: может быть, он привел в действие сложный комплекс аппаратуры для выхода на связь с мировым разумом…
Но ведь если такой эксперимент был однажды проведен – вернее, если вообще участие в некоем эксперименте лишило человека разума – могли быть и другие подобные эксперименты. А что, если Руслан мстил этим «первопроходцам» за то, что они нарушили «полномочия» простых смертных и прикоснулись к ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ… услышали в наушниках его дыхание… увидели мерцающие на экране локатора контуры ТАЙНЫ?
Он откуда-то знал, что свело с ума этих людей – и брал на себя функции возмездия? Пусть и возмездия посмертного – кто знает, какое значение имеет для него этот кошмарный ритуал…
Светлана зябко поежилась. Несмотря на то, что под халат она надела толстую шерстяную кофту, ее трясло так, что чашку с недопитым кофе пришлось поставить на стол.

…

Подпись автора

Искать мужчину без изъянов может только женщина без извилин