Я очень извиняюсь, но тут не занято? Нет? Хорошо, тогда я здесь сяду. Сарочка, а вы сидите там, нечего фигуру по вагону трясти и уважаемых граждан пассажиров пугать. Сара, ты полагаешь, что вытирать грязные жопы твоих… хорошо, наших, засранцев, чтоб они были здоровы! – это мужская работа?! А таки нет! Нет, я тебе говорю! Прав был дед Моисей, когда говорил, что лучше было бы жениться на электричке, чем на тебе. Электричка орёт громче, но всегда одинаково и не так часто. А тебе, Сара, хорошо вставить в рот насос, ты бы своим языком смогла обеспечивать водой весь Королёв!

Простите, я вас перебил. Но это какой-то ужас, а не жена! Ещё и эти засранцы! Дети, кто ж ещё?! Прошу вас, продолжайте. И что?

…Как вы вкусно рассказываете! У меня тоже есть таких историй. Если хочете, я могу вам рассказать. Не хочете? Но я таки расскажу, потому что уже настроился. У двоюродного брата троюродной племянницы бабки моей Сары… она ещё в Гражданскую сбежала в Турцию с белогвардейским офицером из дикой кавказской бригады. Звали офицера Ахмед... Кто? Сара?! Вы посмотрите, где Гражданская, а где моя Сара!? Нет, сбежала не Сара, а Циля. Да, с Ахмедом. Молодой человек, вы очень молоды и, вероятно, не знаете, что когда грустно между ног, вам всё равно ваше вероисповедание. Вы всеми руками за свободу совести.

Хотя, что вам наши родственники? Вы даже Библию не читали! А там! Просто песня! Первый родил второго, второй родил третьего и так далее… и есть люди, кто это всё помнит! Так вот, жил молодой юноша по имени Семён. После того, как он за два года сохранил наше Советское государство, дай ему, Бог, стоять ещё сто лет! Он вернулся к родной маме. …Ему – это государству! Молодой человек, а вы что себе подумали? Стыдитесь. Здесь дети! Кстати, чей этот очаровательный ребёнок? Ваш?! Надо же?! Вы же сама ещё девочка! И чем занимается этот очаровательный ребёнок? Разгадывает загадки! Какая прелесть! Ну-ка спроси дядю Арона загадку. Он тебе отгадает. «Без окон, без дверей, полна горница людей?» Это синагога в коммунистический субботник! Угадал? Какой умный ребёнок! Ты, наверно, хочешь стать адвокатом? Нет? А кем? Строителем?! Это немыслимо! Настоящий… хм… одессит должен думать об стать адвокатом или стоматологом, на худой конец об просто врачом. А ты не одессит? И как тебя зовут? Вася?! Странно, такой умный мальчик и вдруг Вася! Ничего, Васенька, Стране Советов строители тоже нужны!

О чём я? Ах, да! За Семёна. Какие зубы вставлял Семён в Одессе! Это просто песня, а не зубы! Лучшая песня во всей Одессе! …Что? Ну да, Семён – стоматолог. Нет, тот Семён пока просто приехал до мамы с армии! Что вы мне нервы морочите?! Сначала сами решите, про какого Семёна хочете слушать, потом меня перебивайте! Пожалуйста, вам про другого Семёна! Так вот учиться Сёмочка не захотел. Он сказал: «Мама, если вы думаете, что я своей жопой, которую ели и не съели самые злые сибирские комары, буду полировать деревянные скамейки какой-нибудь бурсы, то это не слыхано! Я сделаю вам обеспеченную старость там, где женщины и много дорогого платья». А где такое место, вы с меня спросите? Правильно, в комиссионном магазине двоюродного дяди Давида. Вам, молодой человек, я адреса не скажу, вам это ни к чему. Давиду настало слегка грустно, но что делать? Пусть и не очень близкая, но всё ж родня. И стал Семён работать на старость своей мамы. И стали в комиссионку со временем ломиться дамочки помоложе и постарше, пошёл бизнес у Давида. Дамочки просили, чтобы мерил им платья Семён, заставляли его не уходить, когда они одеваются, сами при этом ещё дома старательно забывали за нижнее бельё. Но Сёмочка стоял бледный и прекрасный и за я вас умоляю, презирал их прелестную наготу. И тому таки была причина.

Однажды вечером, когда уже Давид начал думать об повесить на дверь своего магазина ржавый замок о полпуда, и работники, устав, что те ломовые лошади у пьяного биндюжника, развешивали несчастное, никем не купленное платье, заглянул Семён в одну из примерочных. Но та примерочная на боль и тоску Семёна была ни разу не пуста. В ней пыхтела, пытаясь застегнуть на необъятных конопатых персях, бюстгальтер завода «Бобруйский большевик» юная, как заря, и глупая, как месячный щенок, дамочка на выданье – Софа. Софа имела красоту, что закат над морем. Её бюст и её попа были примерно одного размера, а случись обхватить пояском одно из этих двух чудес и потом перекинуть тот поясок на талию, тому пришлось бы обвиться пять раз. Прибавьте сюда влажные глаза, как у недоенной коровы, и вы поймёте, что природа очень злобно пошутила над Венерой из Милоса. В той примерочной находилось три зеркала, и потому Софочкиной красоты было так много, что Семен был готов овладеть ею, не снимая штанов. Но Софочка была комсомолкой, потому фыркнула: «Ах! Оставьте вы этих глупостей!» и сбежала к подругам петь Интернационал. С тех пор Сёмочка ни об чём, кроме как об Софиных округлостях думать не мог. Он преследовал Софу, как вечер преследует день. Но она оставалась холодной и неприступной. Разве может любовь зародиться там, где живёт лишь крах мирового империализма? Вот потому прелести дамочек до Семёна были, как собачья случка под окнами маминой квартиры.

Так продолжаться долго не могло, потому что это могло продолжаться очень долго. И однажды Семен, зажав Софу в углу, жарко зашептал в её декольте: «Софа, чтоб я так жил, но чтоб так жить таки вот вам дулю! Я достану вам луну с неба, я поймаю Никсона и приведу его вам уже обрезанным, я потоплю шестой флот и построю мост от Одессы до Кубы! Но дайте мне забыться в экстазе под какой-нибудь вашей грудью!». «Ша! – Сказала Софа. – Будет вам, Семён и экстаз, и сексуальная революция! Я сейчас зайду в ту комнату, а потом заходите вы, весь, на минуточку, готовый». И убежала, погрозив Сёме сексом, от чего тот, пустил слюни себе в манишку.

О ту пору жили в Одессе две милейших сестрицы – Двойра и Фира Розенкранц. Они шили такие шнурки, что если бы Шанель узнал за эти шнурки, то он повесился бы от горя и зависти… Что вы говорите, молодой человек? Шанель был женщина? Это его беда, мне не надо его трудности. Своих, что блох на портовом Барбосе… И Давид думал день и ночь, как торговать эти шнурки у себя в комиссионке. Потому и пригласил сестриц на штоф чаю. Сидят сёстры и Давид в директорском кабинете, дуют рюмками чай, а тут, потрясая грудью, как оружием, вбегает с хитрым лицом Софа, и через совсем быстро – «Сюрприз!» – входит Семён и из одежды на нём только воспоминание о пейсах прадедушки. Картина маслом – сёстры смотрят на Семёна, Давид смотрит сон, потому что устал дуть чай, Семён смотрит на Софу, а Софа – «невиноватая я – онсампришёл!» смотрит в пол. Сёмочка, что тот танк, наставил дуло на Софу и промахнуться он не мог, случись ему стрельнуть. На них настала такая тишина, что было слышно, как таракан в углу сказал: «Ой! ваайвэй!». Света там было так много, что сёстры во всех деталях смогли рассмотреть ту деталь, что Сёма хотел пристроить до Софиного конструктора…

Сдаётся, что вы, молодой человек, хочете спортить мне настроение! Правильно, воздух тоже можно спортить. Но лучше спортить воздух, потому что от этого только щиплет нос и режет глаза. А от спорченного настроения у меня рвутся душевные нервы! …«Обрезок!» Чтоб вам так нарастили, как Семёну обрезали! Кстати, сёстры на минуточку объяснили Сёмочке, как нужно входить… Да-да, молодой человек, и как выходить тоже. И даже два раза… Вам придётся смешно, но каждый в той истории поимел свой кусочек цимеса. Сёстры нашли молодого друга для бесед за моду, Давид торгует шнурки, Семён понял, что зрелый плод очень сладок, покупательницы теперь выходят из комиссионки красные и довольные. Даже Софочке и той пришлось хорошо. Ушла она в горком комсомола и теперь несёт идеи социализма в Африке, прокладывая себе грудью дорогу в африканской тайге. Если её не съели ещё, дай ей, Бог, послушных пигмейцев!

А вот ещё была история… Как? Вы уже выходите? А что это за станция? Белгород? С каких пор поезд на Жмеринку идёт через Белгород? Я сел не на тот поезд?! Мы едем в Москву?! Сара, трясите фигуру сюда вместе с засранцами! Чтобы вы все мне были здоровы! Мы поедем в Жмеринку через столицу…