Продолжатели дела "Дождя". Как Александр Невзоров и Сергей Пархоменко о русской истории говорили
Гробокопатели
«А какое вообще отношение наша страна имеет к победе во Второй мировой войне?» – таким вопросом накануне великого праздника Победы задались днях в Санкт-Петербурге.
Все мы помним, какую бурю гнева и возмущения вызвал вопрос, который предложил обсудить аудитории телеканал «Дождь»: нужно ли было сдать немцам Ленинград, чтобы спасти жизни его жителей? Казалось, после этого уже таких «вопросов» нам задавать не будут. Но – нет! Об этом заговорили снова. И где? В Ленинграде-Санкт-Петербурге, городе, мужеством и героизмом жителей которого в годы войны и фашистской блокады восхищается весь мир.
Кто осмелился на кощунство? Прежде популярный тележурналист Александр Невзоров, смелые репортажи которого мы вроде бы не так давно и смотрели по телевидению. Хотя известно, что последнее время он занялся коневодством и говорит немало странного, если не сказать больше, но, чтобы заявить такое…
А произошло все в почтенном вроде учреждении культуры – Центральной городской публичной библиотеке имени В.В. Маяковского, где в рамках «Мартовских диалогов» была организована дискуссия на тему «Конец истории». Для участия в ней пригласили двух известных своими эпатажными высказываниями А. Невзорова и журналиста Сергея Пархоменко. Говорили они долго и путано, отталкиваясь от статьи, которую недавно Александр Глебович опубликовал в журнале «Сноб»: в своем материале он утверждал, будто историю в школе вообще изучать не следует, поскольку наукой она не является. Мол, каждый врет в книгах и учебниках по своему усмотрению, а объективной истины вообще нет.
Ну, а в России истории «по Невзорову» не было вообще. «Запад всегда может рядом с безумными королями поставить Коперников, Галилеев, может поставить Левенгука с первым микроскопом, то России ставить некого, – заявил он. - И у нас никого не было, кроме солдафонов, до середины практически XVIII века, до весьма спорного явления – господина Ломоносова, который всерьез считал Венеру обитаемой планетой, и очень много напорол чуши про спектроскопию, гравитацию и верил во флогистон».
Словом, как утверждает Александр Глебович, истории в России не было вообще, а было, по его словам, «всякое вранье про всяких там Александров Невских, Мининых и Пожарских».
«Что произошло в 1147 году? – задает он риторический вопрос. – Первое упоминание Москвы в летописи. А еще в 1147 году начался второй крестовый поход. Уже второй! У них уже был один, они уже дошли до Иерусалима, у них уже произошло все, что было до этого, у них уже развилось папство, у них уже дофига чего случилось, у них уже все эти рыцари, они уже второй раз идут на Иерусалим. А у нас происходит в лесу обед. Боярин Кучко кого-то кормит, и все это в абсолютной дремучей глуши, где еще, собственно, ничего даже не собирается начинаться».
С. Пархоменко, поддерживая собеседника, отзывается о русской истории в том же духе, но несколько более витиевато и, пожалуй, даже еще более гнусно: «Человек выходит из армейской столовой, тяжело рыгая, его там только что накормили щами из гнилой капусты на ржавой воде, и он говорит: поваров всех удавил бы этими вот руками! Но в этот момент у него хочется спросить: а ты вообще яичницу-то из свежих яиц ел когда-нибудь? Это вообще довольно вкусно. То, чем тебя сейчас накормили – это помойка, это вообще не еда. Не надо иметь претензии к поварам и гастрономическому искусству на основании того, как ты сейчас пообедал».
Но А. Невзоров идет дальше. А было ли нашествие Наполеона? Ледовое побоище? «Есть история, которая занимается на 98 процентов вымышленными фигурами и вымышленными событиями, – втолковывает он. – На самом деле, очень легко считывается на одном простом примере. Сколько было у Наполеона, когда он перешел речку и вторгся в Россию? Где-то, по-моему, 140 тысяч – войско страшное, нашествие Наполеона на Россию. Вы знаете, что 140 тысяч с легкостью поместятся на Дворцовой площади? Ну, немножко еще в Александровском саду придется разместить. Это нашествие. Какую-нибудь возьмем Невскую битву: при отсутствии средств массовой информации и коммуникации драка 400 или 300 мужиков за 200 километров отсюда никому не была бы известна».
С. Пархоменко его поддержал, лягнув заодно, почему-то, исторические книги нынешнего министра культуры Владимира Мединского, которые, по его мнению, «полны вранья и безумия», и сказав при этом похвальное слово в адрес русофобских творений Чхартишвили, то есть Бориса Акунина.
Но начался сей «исторический разговор» с темы патриотизма. А тон задал ведущий дискуссии Николай Солодников, заместитель директора библиотеки. «Мой первый вопрос связан с понятием патриотизма, – сказал он. – Патриотизм, который Александр Глебович в своей статье обозначил как поведение зла, поведение ненависти. Для вас понятия патриотизм и эпидемия злобы – синонимичные, или все-таки разные?».
Он имел в виду слова А. Невзорова в его «снобовском» материале: «В чем же причина той эпидемии злобы, которая называется «патриотическим подъемом»? На первый взгляд, все очень просто. Существует ясная взаимосвязь: чем ниже уровень интеллекта особи, тем выше ее потребность ощущать свою принадлежность к сильной и многочисленной стае. Это нормальное свойство homo, унаследованное от тысяч предковых поколений. Чем стая свирепее и бесстыднее, тем сопричастность к ней становится слаще. Возникает культ стаи, разоблачать который бессмысленно. Отметим, что к слову «стая» мы можем подобрать любой эпитет: «народ», «нация», «отечество». Суть от этого не изменится… Что же делать в таком случае? Есть ли лекарство, позволяющее утолить эту «национальную боль», которая может быть и весьма острой? Разумеется, есть. Если сегодняшние успехи стаи весьма скромны, то в ход идет так называемая «история». Рисуя величавые картины давнего и недавнего, она, вопреки любой очевидности, помогает особи вновь ощутить себя частью сильного и агрессивного сообщества, испытывающего лишь временные трудности. В этом и заключена волшебная сила и притягательность истории, а также ее основная функция».
Вот так – и не иначе. Именно это сказал А. Невзоров о нашем патриотизме и о нашей истории. Поэтому на вопрос ведущего он, не задумываясь, отвечает: «Я хочу сказать одно. Что скрепляет нацию лучше всего? Лучше всего нацию скрепляет злоба. Где ее брать? Одно время думали, что хорошим станком для производства злобы будет религия и церковь. Но, во-первых, религию и церковь накладно содержать, они все время клянчат недвижимость, их нужно обвешивать бижутерией, они скандалят, а злобы, такой объединяющей матерой злобы, нет. И поэтому есть исторические недра, из которых злобу можно качать, как нефть. Эта злоба еще не омрачена всякими толерантностями и цивилизованностями».
После чего Н. Солодников «подогревает» русофобскую дискуссию. «Мы знаем, как поступили с телеканалом «Дождь» после того, как совместно с историческим журналом «Дилетант» они в эфире задали вопрос: «Не считаете ли вы, что было бы правильно сдать Ленинград во время блокады?» – и все, что за этим последовало, – многозначительно заявляет заместитель директора библиотеки. – На ваш взгляд, насколько допустимо и важно в школьном классе, например, обсуждать подобные вещи?».
У А. Невзорова сомнений нет: «Я полагаю, что обсуждать можно и нужно все. Есть вопросы, которые гораздо страшнее, чем тот, на котором погорел «Дождь». Это вопрос, например: а какое вообще отношение Россия имеет к победе во Второй мировой войне? Во Второй мировой войне победило другое государство с абсолютно другой идеологией, с абсолютно другими знаменами, с абсолютно другими принципами жизни – Советский Союз. И победило… Мы же понимаем, что государство это, прежде всего – не будем прятаться от этого жуткого термина – это, прежде всего, идеология».
С. Пархоменко развивает тему: «Есть еще круче вопрос в продолжение этого: на чьей стороне воевала бы сегодняшняя Россия во Второй мировой войне?».
А. Невзоров поддерживает: «А есть вопрос покруче: а благодаря кому на самом деле была одержана во Второй мировой войне решающая окончательная победа? И я понимаю, что у меня достаточно экзотическое представление, но я полагаю, что если бы не подвиг девяти норвежских диверсантов, которые взорвали завод с тяжелой водой и лишили возможности немцев обогащать уран…».
«Александр Глебович, вы совершенно правы, – соглашается С. Пархоменко. – Вот это и есть история, И это совершенно невозможно облечь ни в какую пропаганду, если это знать. А если этого не знать, то можно дальше продолжать в том же духе – про 28 панфиловцев. На самом деле, для этого есть специально обученные люди, они были составлены в Союз писателей СССР на протяжении многих лет. А все-таки маленький кусочек ответа на вопрос о вопросе. Вопрос типа дождевского – страшно опасен, просто сногсшибательно, просто валит наповал человека, который ни о чем не в курсе. Для человека, который знает, как было дело, ему не страшны никакие вопросы, никакими вопросами его сбить нельзя по одной простой причине: он умеет на эти вопросы отвечать, вот и все. На самом деле, на риторический вопрос, можно ли было спасти миллион человек, сдав город Ленинград врагу, есть ответ, и профессиональный историк знает этот ответ».
А. Невзоров, категорично: «Никто не брал Ленинград, и не собирался брать».
С. Пархоменко: «Вот ровно поэтому. Это просто продолжение этого ответа. Невозможно было этот город сдать, потому что никто не хотел его брать. Потому что все проблемы этого города происходили внутри этого города. Они были созданы людьми извне этого города. Вот этот город был обречен на гибель огромного количества людей вне зависимости от того, какова была военная история, кому бы он ни принадлежал…»
Такая вот «историческая дискуссия» состоялась в Ленинграде-Санкт-Петербурге в канун нашего великого праздника. Резюме простое: никто Ленинград брать не собирался, Победы не было, не было даже истории России тоже…
А может, по версии А. Невзорова и С. Пархоменко, не было и блокады, и гитлеровцы к ней никакого отношения не имели? Кощунство, скажете вы. Да, но, пожалуй, даже еще хуже. Это – пляска на гробах погибших героев, на могилах миллионов жертв фашистских варваров. И происходило это у нас уже не на частном телеканале, а в крупной городской библиотеке.
Понятно, почему текст этой «свободной дискуссии» полностью опубликован на сайте радиостанции «Эхо Москвы». Но почему она ведется накануне Дня Победы под видом «социального проекта» под крышей учреждения, которое финансирует государство?
Почему его руководство, получающее зарплату от государства, с готовностью предоставляет трибуну осквернителям священных могил наших героев, русофобам и гробокопателям?
