То, что старче оказался редкостной гнидой, Золотая Рыбка поняла довольно-таки скоро.

- Дедуля!- охрипшим от долгих уговоров голосом взмолилась она. - Миленький! Ну отпусти ты меня, бога ради. Я ж не за просто так. Что пожелаешь - все выполню.

Старик и ухом не повел: сидел на бережку, попыхивая цигаркой, поглядывал на поплавок.

Невыносимо ныла порванная крючком губа, из-за этого Рыбке приходилось шепелявить. Настроения, как легко можно понять, это тоже не улучшало. Собратья по несчастью, парочка мелких пескарей, забившись на самое дно ведра, таращились на владычицу морскую выпученными от ужаса глазами.

Рыбка повертелась вдоль жестяных стен своей тюрьмы и снова выставила из воды голову.

- Сто миллионов баксов на оффшорных счетах, трехэтажная вилла в Каннах и жена - мисс Вселенная, - без особой надежды посулила она.

Старик скосил на нее осоловевшие от жары глаза.

- Потрепыхайся мне!.. - громко рявкнул он.

"Вот влипла!" - тосковала Рыбка. Сами посудите - ну на кой хрен Царице Морской и всея Воды сдался тот тощий червяк?! Будто у нее отродясь иных деликатесов не водилось. Ох дура, дура! И этот пень старый... Как только она перед ним ни изощрялась, чего только ни сулила - все без толку. На все уговоры ответ один: глянет искоса, хмыкнет ехидно и дальше сидит, гад. Цену набивает, поняла Рыбка. Ох и народ нынче пошел жадный, спасу нет! Раньше, бывало, тоже по девической дури попадалась, так тогда все быстро решали, ко всеобщему удовлетворению. Алмазов мешок, дворец или там гарем какой - всего и делов! Был, правда, один дедок, тоже сволочь порядочная. Все норовил жену приткнуть, куда получше...

Рыбка раздраженно плеснула хвостом:

- Слышь, хрен старый, радуйся! Твоя взяла. Сколько тебе желаний нужно: пять, десять?

Старик плюнул в сердцах и резво поднялся на ноги. Смотал удочку, подхватил ведро и зашагал прочь от реки. Золотая Рыбка с ужасом поняла, что свободы ей, скорее всего не видать, как собственных жабр.

- Дедуля, ну ты чего, дедуля... Ну хочешь молодым тебя сделаю, секс-символом! И символ у тебя будет какого хочешь размера! Или Президентом, давай, а? Америки! Не молчи, ирод! Скажи, наконец, чего тебе надобно - я на все согласна!!!

***

Настроение у Степана Кузьмича было - хуже некуда. Рыбалка не задалась - вместо желанных матерых окуней в ведерке бултыхалось два задрипанных пескарика и какой-то вертлявый аквариумный экземпляр, который и рыбой стыдно было бы назвать. Ладно, Васька - кот не брезгливый, сожрет за милую душу.

Но более всего остального огорчало Степана Кузьмича то, что он спросонья забыл дома свой слуховой аппарат и лишился тем самым возможности насладиться любимыми звуками природы: шелестом ветерка в камышах, плеском речной волны и пением жаворонка в бескрайней небесной выси.

Толкнув скрипучую калитку он вошел во двор, оставив ведро на крыльце, занес в сарай удочку.

Васька был тут как тут и умильно терся о ноги пенсионера: плеск в хозяйском ведерке обещал коту вкусный и сытный завтрак. Старик аккуратно слил воду и вывалил в старую миску извивающуюся добычу: "Жри, обормот". Кот, урча от жадности, сразу же вцепился в желтую рыбешку и утащил ее под крыльцо. Степан Кузмич хмыкнул, подивившись экзотическим кулинарным пристрастиям Васьки и вошел в дом.

Ясное дело - слуховой аппарат сиротливо лежал на подоконнике, на самом видном месте. Нецензурно шевеля губами, Степан Кузмич вставил в ухо наушник, щелкнул кнопкой включения и мир снова наполнился звуками.

Непонятный шум, доносившийся с улицы, коснулся его слухового аппарата.

Пенсионер поспешил на крыльцо и увидел, как по направлению к реке длинными скачками несется кот Васька, сжимая в зубах что-то желтое и трепещущее. Следом катилась разноцветная лавина кошек всех сортов и мастей. Стоял оглушительный мяв.

Что-то хлестко шмякнулось о лысину пенсионера. Степан Кузмич задрал голову к небу.

Шел рыбный дождь.

И тут настает момент, когда деревья вновь становятся большими, машина времени под названием «Джэк Дэниэлс» включает маховики на все обороты, сопло Лаваля дымится, якоря летят в туман. Все. На дворе родненький 91-й годок. Все юны, безбашенны , и уже готовы стать участниками всевозможных гормонально-криминальных сводок. Кто-то решает уехать ночным в Питер и уезжает туда в плацкарте у туалета, кто-то понимает, что если вот прям щас он не попарится в бане, то тут ему и смерть — мчит в баню, а у кого-то , понятное дело начинает чесаться дикое сердце, которому два часа назад нужен был покой, а тут резко поменялась парадигма бытия и покоя резко расхотелось, а захотелось любви и счастия, пусть даже и ненадолго.

Светлана моя не успела примкнуть ни к ленинградцам, ни к банщикам, ни к Ларисам Огудаловым. Судьба сама ее нашла и указала нужное направление. Перстом. (У судьбы есть перст, кто не знает вдруг). Перст оказался мужским, и на нем было кольцо из белого металла с черным плоским камнем. Мущщина красиво танцевал поодаль и плавно водил руками в пространстве, как сен-сансовская лебедь. И перстом своим окольцованным зацепил Светланы Игоревны капроновый хвост, которым она не менее красиво трясла поодаль. И когда колечко с черным камнем лирически настроенного мужчины повстречалось с черным волосяным капроном не определившейся в желаниях женщины, произошло то, что и должно было произойти… Перстень, с чуть отошедшим зажимом типа «корнеровый каст» зацепился за приличный пук вороных волос (а дело было в энергичном танце, напомню), и чудом оставшаяся в пазах шейных позвонков глава Светланы Игоревны осталась без роскошного украшения. Хвост был вырван, натурально «с мясом», и лишь покореженные шпильки, торчащие из под кустика, стянутого для надежности аптечной резинкой, живых волос торчали из ее так внезапно осиротевшей головы.

Танцор Диско, у которого вдруг на пальце выросли вороные волосы, приобретению порадовался не сразу, в вихре лихого танца не до этого. А заметив, начал, как попавший под тыщу вольт электрик, ломаться телом и рукой, в надежде избавиться от страшной черной твари, возжелавшей покуситься на его ювелирное украшение и перст, украшенный им. Светлана Игоревна тоже со своей стороны предприняла некие действия, а как-то — упала от неожиданности и силы инерции на пол и совершив там несколько, казавшихся со стороны танцевальными, телодвижений (брэйк-дансом мало кого удивишь на таком мероприятии. Человек не падает — он танцует) подскочила к сен-сансовскому лебедю и начала отрывать свою сиротку-прическу от длани неловкого плясуна. Напряжение нарастало, и под звуки душевырывающей композиции «Улица роз» хеви-металл-группы «Ария» Игоревна поднатужилась и рванула свою волосню со всем усердием. Ну конечно же, она победила. Прическа, из «конского хвоста», правда за время битвы прошедшая несколько этапов преображения ,вернулась к своей хозяйке в виде набивки для матрасов, но кого это волновало в тот момент. Добро нажитое вернулось к хозяюшке — финансовому аналитику.

Мущина же, наоборот, получил более внушительный ущерб. «Корнеровый каст» растопырил свои зацепки и прекрасный черный-пречерный камень покинул гнездышко и осиротил колечко. Упал черный камушек на пол антрацитовый и сгинул, как и не было его. Мущина огорчился. Посмотрел на палец с бескаменным колечком, потом на Игоревну и встал на колени, аккурат в кульминационном крике солиста Арии: «Я люблю и ненавижу тебяяя, воуовоуо!», как раз перед басовым соло, где душа рвется на тысячу бездомных котиков. Игоревна, не так давно вышедшая из сложной фигуры нижнего брэйка, сообразила, что на колени мущина опустился вынужденно, как и она в свое время, подчинившись законам физики. А она хоть и финансовый аналитик, но все ж баб..(исправлено) женщина с душой и понятливая. Сообразила, что мущина что-то ищет, и поползла к нему навстречу, не жалея лосин. — Вам помочь?!, — проорала Игоревна , перекрывая басовое соло. — Помогла уже, спасибо!, — рявкнул в ответ мущщина. — Не ори на меня, растопырил пальцы на весь танцпол, чуть голову мне не оторвал!,- возопила обиженная тоном случайного собеседника Игоревна. — Волосы и зубы надо иметь свои в этом возрасте, — огрызнулся дядька, — размахалась тут своим помелом!

Игоревна поняла, что помощь чуваку не требуется, и,встав с колен, отправилась в клозет поправлять непоправимое. Выбравшись из под магии зеркального шара, Игоревна продефилировала в дамскую комнату, воинственно размахивая потрепанным хвостом из эко-капрона. Перст судьбы и тут не оставил женщину в покое и уверенно затолкнул ее в мужской туалет, где по странному стечению обстоятельств никого не было. Настенные писсуары ничуть не смутили Игоревну , решившую, что это биде . Она в три минуты расчесала свой истерзанный хвост, распрямила шпильки и опять превратилась в королеву-вамп. Тут же вызвала такси, пора и честь знать, наплясалась до крови и, как водится, «на дорожку» зашла в одну из кабинок.

— …Саня, да я не знаю, что делать! Черт меня дернул надеть это кольцо, Серый, брат, приехал на один день, бросил его на столике… Да не гогочи ты, оно у нас «счастливым» считается, от деда по старшинству переходит… Сам ты придурок, хорош ржать, помоги ювелира найти. Саня утром улетает!

— Игоревна , затаившись в кабине, выслушала весь диалог до конца, секунду подумала, расправила морщины на лосинах и громко вышла из кабинки. — Я вам помогу, поехали, есть у меня хороший ювелир!

— Мужик-страдалец уже успел пристроиться у настенного писсуара и категорически не обрадовался благой вести, которую принесла ему из кабинки Игоревна.

— Женщина! Вы хоть отвернитесь что-ли, — простонал мужик, уже не могущий остановить процесс.

— А, да, извините! А что вы делаете в женском туалете?!,- поддержала светскую беседу Игоревна, повернувшись спиной к пострадавшему.

Мужик сумрачно посмотрел в грязную после кульбитов нижнего брейка спину сумасшедшей бабенки и вежливо молвил: — Ты иди на дверь с обратной стороны глянь и там меня подожди.

— Гм… Перепутала… Это от нервов, извините…

Следующие пол часа Светка разыскивала своего приятеля-ювелира, мужик тосковал поблизости. Выбор у него был небольшой, среди ночи найти не спящего мастера по ремонту колечек сыскать сложно. Светкин школьный дружбан , бриллиантовых дел мастер не спал и готов был помочь с починкой, но оказалось, что ехать нужно за город. Далеко. Сто километров в сторону Калуги.

— Едем?!

— Едем… Выбора нет. Не знаю, то ли благодарить вас, то ли злиться… Нам же еще нужно к утреннему рейсу успеть потом в Шереметьево…

Светлана в очередной раз возблагодарила Господа, что она не замужем. Одна морока, эти вечно сомневающиеся мужики. Таксист, немало удивленный радикально изменившемуся маршруту, все же согласился отвезти пару неудачников, которые предложили просто сказочный гонорар за сложный маршрут от клуба до Калуги, а потом до Шереметьево. — Алексей, — на пятидесятом километре представился уже немного остывший мужчина.

— Светлана… Игоревна…  Да уж после того, что между нами случилось, какая ты уже Игоревна.. Света ты, — и Алексей впервые улыбнулся. Хорошо улыбнулся...

И вот тут вот все. На пятидесятом километре Калужского шоссе Игоревна почувствовала себя очень неуютно. В грязной белой куртке, капроновом хвосте и сверкающих лосинах. Алексея нельзя было назвать красавцем, но улыбка… Улыбка была потрясающая, и голос. От такого голоса хвосты с голов сами улетают, без механического воздействия. Оставшиеся пятьдесят километров он рассказывал Игоревне историю кольца, которое было сделано для его прадеда питерским ювелиром, еще до революции из редкого металла, с редким же камнем, абсолютно плоским, не подверженным ни царапинам, ни ударам. И передавали это кольцо старшему в роду. Кольцо носит его старший брат, ненадолго приехавший в Москву по делам и случайно , впопыхах, оставивший его столе. Дарить-терять-продавать кольцо по семейной легенде никак нельзя. Беда будет.

— Я его примерил просто, не собирался в нем идти в клуб, да и в клуб не собирался, коллеги настояли, поддержать корпоративный дух. Поддержал...

В глубокой ночи, где-то под Калугой, огромный как медведь ювелир вертел в громадных своих пальцах тяжело раненую семейную реликвию Алексея. Тяжело вздыхал, жевал губами, набирал воздуха, чтобы что-то сказать, не говорил, шумно выдыхал.

— Светка, идите вы в баню. Да не зыркай ты так, у меня баня с вечера истоплена, горячая ещё. Пока я кумекать буду что и как — попаритесь. Алексей, подкинь там, для жару. Ямщика своего тоже зовите, пусть человек с дороги отогреется. А, да, Лех, там в предбаннике в холодильнике медовуха. Хороша.

После бани — лучше и не надо. Баня, размером с хороший пятистенок, проглотила троих странников . Мужчины подбросили дров, Игоревна, пока баня «доходила», подрастрясла хозяйские запасы и в большом предбаннике, у камина накрыла стол. Напарившись, разлили по большим пивным кружкам медовухи. Хорошо пошла. Пенная, холодная, сладкая, чуть с горчинкой (из гречишного меда делали).

— Готово!, — в предбанник вошел ювелир, — принимай работу!

— Спасибо! Спасибо, вы меня от верной смерти спасли!, — Алексей потянулся за кошельком.

— Отставить!, — рявкнул золотых дел мастер,- Ей спасибо говори, не взялся бы для кого другого. Собирайтесь, а то Шереметьево вас не примет. Свет, сумку захвати, я там собрал кой-чего в дорогу вам. Чтоб веселее ехать было.

Быстро собрались, прыгнули в машину и понеслись. Телефон Алексея разрывался от звонков брата, костерившего его на все лады.

— Да брось ты оправдываться уже, успеем мы к самолету, — оборачивается таксист.

Игоревна выуживает из сумки, собранной заботливым ювелиром, запотевшую бутылку медовухи и бутылку «вишневки». Бутерброды с мясом и салом. Игоревна, не найдя в сумке стакана, пьёт из горлышка «за знакомство, за встречу», закусывает. И в одно мгновение все исчезает. Темно.

Игоревна летит и летит по какому-то страшному чёрному тоннелю, пытается кричать, но пересохший рот не открывается и даже сип не срывается с ее обескровленных губ. Она пытается пошевелиться, но тщетно. Отдельно от тела она чувствует одну из своих рук, но определить — правая или левая, не может. Ладонь неопознанной руки обретает чувствительность и Игоревна ощущает тепло, потихоньку начинает шевелить бесчувственными еще, словно отмороженными пальцами, пальцы путаются в чем-то упруго-лохматом. Возвращается обоняние и в нос просачивается противный запах чего-то жарко-нутряного, знакомого, но неопределимого.

— Так, -мозг Игоревны начинает функционировать вслед за конечностью, — Танцы, кольцо, ювелир, баня, дорога в аэропорт…Ааааааа, Божечка, миленький, за что? Авария!!! Мы попали в аварию!!! Господи, где я?! Я в реанимации или я умерла?! Судя по вони и шерсти под рукой я уже в аду… Господи, прости меня, Господи, я не хочу в ад, я домой хочу!!! Аааааыыыыууу… И тут безмолвный крик переходит в настоящий, мирской сиплый вой. Игоревна распахивает глаза и начинает орать уже хорошим мужицким басом. В глаза ей смотрит черт. Настоящий бородатый черт. — Ооооу, сгинь, нечистая морда, я была хорошей девочкой! — Тут до Игоревны доходит, что глаза-то уже вовсю смотрят, а руки с ногами вовсю шевелятся. Нечистым, ожидающим Игоревну у дверей ада, оказался ее любимый эрдель Мирон, которого сутки никто не выгуливал и который был готов прикинуться хоть кем, лишь бы его вывели на двор. Преддверием преисподней — прихожая в квартире Игоревны, где на «икеевском» коврике «Добро пожаловать » она мирно почивала, пока пес не разбудил ее.

Постанывая и подвывая, Игоревна встала на четвереньки и неловкими скачками двинулась в сторону кухни. Рот изнутри превратился в муфельную печь, которую забыли отключить. Проползая мимо огромного, в полный рост зеркала в прихожей Игоревна намеренно отвернулась, чтобы не умереть со страху уже по настоящему. Беда настигла ее , когда она ценой невероятных усилий пыталась подтянуться на столешнице, для того, чтобы принять вертикальное положение. Выведя подбородок в положение «на планку» Светлана нос к носу столкнулась со своим, искаженным отражением в зеркальном металлическом чайнике. Крикнув чайкой , Игоревна ушла под стол. В углу, не узнающий свою добропорядочную хозяйку, присев и трясясь от ужаса, интеллигентная собака Мирон изливала из себя суточную лужу на ламинат цвета «морозная свежесть».

На столешнице, подтянувшись с десятой попытки, Игоревна обнаружила записку. «Света, спасибо за ВСЁ «. «Все» было подчеркнуто двумя размашистыми линиями оставляло для одинокой женщины большой простор для раздумий. Трое суток отходила Игоревна от внутреннего позора, а потом все подзабылось и уладилось. Иногда она вспоминала обаятельного и улыбчивого Алексея, но это было все так, несерьёзно и немного стыдно.

Через полгода Игоревну повысили и перевели в главное управление анализировать финансы уже на более высоком уровне. На приём к генеральному директору планово вызвали ещё нескольких ведущих специалистов, с которыми Игоревна в приемной ожидала аудиенции. Директор, как это и водится у начальствующих — задерживался. Через полчаса ожиданий она вышла "на минутку попудрить щёчки". Место для припудривания находилось в конце коридора, куда Игоревна и рванула, чтобы не пропустить приезд генерального. Быстро заскочила в открытую дверь, закрылась изнутри.

— Женщина, это мужской туалет! Женский напротив! — У навесного писсуара стоял Алексей… — Игоревна!!! Ты?!! Ааааа!!!! Стой! Стой я сказал!!! Не уходи!!! — Игоревна , вырвав ручку «с мясом», одним прыжком перескочила в «дамский зал» , забыв зачем она туда шла. — Светка, открывай! Открывай, я сказал! У меня пять минут, люди ждут!!! — В голове Игоревны огненными всполохами метались слова записки «спасибо за Всё», сердце тарабанило перфоратором , вышибая ребра. — Игоревна, я сейчас дверь выломаю, выходи! , — тихо прошипел в дверной косяк Алексей.

— Сломает, — уныло подумала Светка. — И вышла.

— Свет, ты как здесь очутилась?! Свет, ты только не убегай, я тебя прошу. У меня встреча сейчас , минут на тридцать, не больше, ты подожди в приемной, секретарь тебе чай, кофе подаст. Не уходи, Свет, ладно? — Алексей волок не упирающуюся Игоревну прямиком в кабинет генерального.

— Добрый день всем, извините, задержался, дела. Катя, вот эту даму отпоить чаем и не отпускать, пока я не закончу. — Алексей Ильич, эта, гм, дама — наш новый руководитель аналитического отдела Светлана Игоревна, вряд ли она раньше вас освободится, — улыбается секретарь.

Игоревна и Ильич вот уже как полгода живут вместе. Страшную историю о том, как же они все-таки добрались до аэропорта поведал брат Алексея, приличный и серьезный человек. За сорок минут до его вылета в аэропорт ворвались два очень пьяных и очень грязных человека. Один из человеков нес в руках конский хвост , размахивая им , как знаменем, второй человек пил из пластиковой бутылки мутную жёлтую жидкость и вкусно заедал ее хлебом с салом. Эти грязные весельчаки вручили Александру кольцо и умчались «продолжать банкет».

Со слов Алексея, по дороге «на банкет» у него отключилось сознание и что было дальше, он не помнит. Игоревну, как мы уже знаем, вырубило еще в машине, где-то под Калугой. История записки открылась позже, когда через восемь месяцев после этих судьбоносных событий, к Светке явился таксист и вернул ей долг в пятьдесят тысяч рублей, которые она в беспамятстве ему любезно заняла, благополучно забыв об этом. А человек, мало того, что в письменной форме поблагодарил, так еще и деньги вернул. Честный парень. Благодаря ему и стало известно, что Светка с Алексеем после аэропорта благополучно уснули в машине и он их развез по адресам. Как ему удалось вызнать эти адреса у катастрофически пьяных людей — Бог весть, но на то он и таксист. Это его работа.